Unknown

- У меня ночевала знакомая, мать ее за ногу. Уже пару дней. А сегодня оказалось, что ей обязательно необходимо проведать сестру, ее мужа-идиота и их сопливого сыночка-короеда... Вот прямо так сразу. Вдохновение на нее нашло. Срочное семейное дельце. Ну, села она в автобус и покатила. А только сейчас выяснила, что в ее поганой сумочке мои единственные ключи от квартиры, которые я сама ей дала как какая-то дура. Она должна была, как всегда в таких случаях, спрятать их на лестнице, в коробке с противопожарным шлангом. Так она забыла, пизда старая! А вернется. хрен его знает когда, поскольку это в Кроперже, на самом конце чертова света. Если ей удастся подсесть в автобус, то, возможно, будет здесь в двенадцать ночи, а если нет, то только утром, я же все это время остаюсь бездомной! – Патриция со злостью что-то просопела, а потом неожиданно успокоилась. – Ничего, что-нибудь придумаю.

- Пережди это время у меня, - произнес я практически на автомате.

- Не поняла?

- Не будешь же ты сидеть на лестнице. Позволь пригласить себя на ужин и пережди у меня дома. Когда твоя подруга вернется, я тебя отвезу. Сделаю чаю и насыплю покушать. И никаких обязательств.

Она задумчиво поглядела на меня и забарабанила пальцами по столу, как будто тренировала фортепианный этюд.

- Видела бы это моя тетка. И сама не знаю… как-то все по-дурацки.

- Почему? Я покажу тебе свою коллекцию сибирских бубнов.

- Ты мясо ешь? – спросил я из кухни.

Патриция стояла в гостиной и осматривала выставку моего экзотического мусора, не помещающуюся на стенах и полках. Еще как! У меня покрытые эмалью зубы различного назначения, когти, один желудок, а при виде газона слюнку не пускаю. Я хищница.

- Имеются какие-нибудь предрассудки относительно печенки?

Содержимое холодильника представлялось убого и странно, стандарт для неженатого одинокого мужчины, или, как сейчас говорят, сингла. Коллекция особенных маринадов, одинокое яйцо, мумифицированный огурец, окаменелость некоей доисторической жареной птицы, пенициллиновая ферма на порции говядины по-сычуаньски конца эпохи Мин. Гостей я не ожидал, тем более, ужина в женской компании. Лоточек с куриной печенкой мог спасти мою честь или же окончательно унизить и осудить на "Пиццу Джованни".

- Я ем все, что только не является кислыми лепешками из легких, молотой индюшатиной, разваренной свининой с овощами или овощами на пару. Еда может быть острой, с чесноком, смальцем или с килькой. Никаких предрассудков. Только не морочь себе голову. Достаточно будет и бутербода.

Только в меня уже вступило вдохновение, а я сам не собирался сдаваться.

Печенку я сунул в микроволновку, которую использую, в основном, для размораживания различных вещей, а потом выложил ее в мисочку и залил молоком. Вырезал желчные мешочки, растопил масло на сковородке, прибавил немного оливкового масла и закинул на него порезанное полосками мясо. Ударом ножа лишил растущий в горшочке базилик части веточек и мелко порезал их на доске. Смочил обнаруженные в нижнем отделении холодильника хлебцы "пита", послал их на решетку духовки на три минуты и врубил термообдув. К маслу прибавил травы и ложку острой пасты из болгарского перца и совсем немножко томатной пасты. Перевернул печенку. Влил на сковородку рюмку красного мерло и позволил ему испариться. Духовка подала сигнал. Я вытащил лепешки и уложил на доске, после чего снял сковородку с огня и налил вино в два бокала. Хоп! Вуаля! Куриная печенка по-провансальски.

Патриция стояла в двери кухни и приглядывалась ко мне с поднятыми бровями.

- Пахнет просто обалденно. Ты меня изумил. Я и не думала, что в этом сумасшествии имеется некая методика. Мне казалось, будто бы это приступ или некий индейский обряд. Мои поздравления! Мне следовало включить секундомер.

Она огляделась.

- Хорошая кухня. Мы можем поесть здесь? Обожаю есть со сковородки. В особенности, макать хлеб в соус. У меня кухня величиной с разложенную газету. Любишь готовить?

- Почему? Разве я что-то приготовил? Разве что на мгновение потерял сознание.

Поели мы в кухне, как она того хотела. Деля одну сковородку. И вымакивая соус кусками арабского хлеба. Несколько раз при этом столкнулись ладонями. Впечатление было странным, интенсивным и интимным. И я постоянно чувствовал тот ее мускусно-смолистый запах. Тяжелый и чувственный.

Когда наши взгляды сталкивались, разделенные только сковородой, впечатление было таким, словно бы она касалась моего лица. Ее темные, небольшие губы цвета корицы, нижняя из которых была полной, раздвигались, когда Патриция совала между них кусочек мяса. Узкий язык шмыгнул по губам, собирая остатки соуса. Юбка с оборками подвернулась, открывая небольшое колено и фрагмент бедра, оплетенный сеткой чулка. Где-то выше раз-другой мигнула кружевная подвязка, обтягивающая бедро. Чулки! Чулки, а не колготки.

Тем не менее, во всем этом не было демонстративного кокетства, а только лишь какая-то странная, дикая естественность.