Unknown

Это была Света Коршунова, моя одноклассница.

-Андрей, - сказала она. – Тебя Алиса Аркадьевна в школу вызывает.

-Зачем?

-Она сказала, пришло письмо с результатами олимпиады.

Всю дорогу до школы я бежал, и перед дверью учительской остановился, запыхавшись. Постучал.

-Войдите, - голос Алисы Аркадьевны.

Учительница была одна. Она окинула меня насмешливым взглядом, подметив, как тяжело вздымается моя грудная клетка.

-Островцев, - сказала она. – Почему ты не посещаешь практику?

Я молчал, пытаясь унять биение сердца.

-Это нехорошо, Андрей. Твои товарищи работают, а ты отдыхаешь. В столовую – то ходишь.

Она смотрела на меня своими добрыми глазами. Я опустил голову.

-Распишись.

Алиса Аркадьевна протянула мне журнал практики. Я поставил закорючку напротив своей фамилии, одним росчерком отняв у себя лето.

Но мне не лета было жалко.

Выйдя из учительской, я побрел по школе, ничего не замечая вокруг себя. Конь, осаженный на всем скаку.

Алиса Аркадьевна могла бы просто вызвать меня - я пришел бы, никуда не делся. Почему она предпочла ложь?

«Почему она предпочла ложь?»

Я застонал, а быть может, мне показалось, что застонал. В висках словно засели две пчелки, по одной в правом и левом. Они жужжали, настойчиво и звонко, пытаясь вырваться наружу.

Вырваться наружу…

Но они находятся в моей голове, и если вырвутся наружу, то в моем черепе образуются две дырки, и я сдохну к чертовой матери.

Схватившись за голову, я сел. Перед моими глазами на мгновение возникла черная дыра, но мало – помалу боль в висках стихла.

Низкий сырой свод подземелья. Кап! – сорвалась и расплющилась на земляном полу капля. Тусклая лампочка освещала пространство, перегороженное металлической решеткой. По ту сторону решетки – двое. Баба с фонарем и мужик.

-Марина?

-Я не Марина, – отозвался женский голос. Хриплый, простуженный.

-МАРИНА!

Арина! Рина! Ина! А!

Проклятое эхо!

-Настоящий дикий, - пробормотал мужик. – Но не нужно кричать. Мы пришли, чтоб отвести тебя к ней.

Я встал. Оказывается, когда на лоб мне упала холодная капля, я лежал на постели - на соломенном сыром тюфяке. Что это значит?

Почему я не в Джунглях? Где моя заточка?

И тут, наконец, включилась память. Я дотронулся рукой до шеи, нащупал крошечный бугорок. След шприца. Шприца, который мне в шею вонзила Марина. Где она, что с ней? Я должен знать, - мне жизненно необходимо посмотреть ей в глаза.

Я кинулся к решетке, ухватился за прутья, покрытые чешуйками ржавчины, что есть силы, затряс решетку.

-Не трать силы, Андрей, - миролюбиво сказал мужик. – Мы пришли, чтоб освободить тебя. Решетка - это ерунда, мера предосторожности.

Баба кивнула.

Она была невысокая; вытянутое по лошадиному лицо покрыто густой сетью морщин, глаза печальные, глубоко запавшие, как у старухи, либо как у трупа; жидкие светлые волосы некрасиво висят вдоль шеи. Как я мог спутать ее с Мариной?

Мужик рослый - в низком пространстве помещения вынужден пригибаться, чтоб голова не упиралась в потолок. Седые длинные волосы обрамляют одутловатое лицо, на правом глазу, переходя на щеку, багровый нарост. Левый глаз цвета вороньего крыла смотрит с любопытством. На мужике черный кожаный плащ до пят, на поясе – кобура. На груди – блестящий значок «Работник парковки №56».

-Кто вы такие?

-Марина расскажет тебе, - пообещала женщина. – А меня зовут Букашка.

-Я Киркоров, - глухо отозвался одноглазый.

«Зайка моя, я твой зайчик!», - возникло в памяти. К чему это?

-Выпустите меня.

-Хорошо, Андрей, - мягко сказал Киркоров. – Но, чтобы выпустить тебя, мы обязаны сковать тебе руки вот этим.

Он потряс в воздухе наручниками.

Кто эти люди и что может связывать их с Мариной? Запах сырости стал запахом опасности.

-Попробуй только приблизиться, - пригрозил я. – Шею сверну.

-Ну вот, - искренне огорчился Киркоров. – Букашка, прочти ему.

Женщина откашлялась.

- Предчувствую тебя. Года проходят мимо-

Все в облике одном предчувствую тебя.

Весь горизонт в огне – и ясен нестерпимо,

       И молча жду, - тоскуя и любя.

-Стой! – крикнул я. – Я согласен.

-Вот и ладушки, - усмехнулся Киркоров. – Тогда повернись и сложи руки за спиной запястье к запястью.

Я выполнил указание. Передо мной встали Джунгли, железнодорожная будка, костер, и Марина - ее задумчивые глаза и ровный голос, читающий стихотворение бывших.

Прикосновение металла неприятно. Наручники защелкнулись. Я повернулся лицом к решетке. Киркоров откинул полу плаща. На поясе у него помимо кобуры висела связка ключей.

-Бука, светани.

Киркоров зазвенел ключами. С потолка капала вода.