Unknown

-Заплутали, конунг, - равнодушным голосом ответил за всех Киряк, растирая снегом красную рожу и с интересом косясь на Шрама.

-Пока вы плутали, Николай заработал дурь.

-Кастрат? - недоверчиво хмыкнул Осама. – Охуеть.

      Стрелки, включая и Николая, заржали.

      Горло Шрама выплеснуло сдавленный крик, игрок засучил вдруг руками-ногами, словно младенец.

      -Возвращается, конунг, - доложил Якши.

      -Вижу.

      Шрам возвращался, поскуливая и клацая зубами, - за мгновения неземного блаженства расплачивался мучением.

Мало-помалу глаза игрока обрели подобие мысли. Шрам сел.

      -Мудак, – не выдержал Осама.

Приклад врезался Шраму в подбородок - тот словно не почувствовал, и вдруг рассмеялся, вызвав ярость у Осамы. Приклад замелькал в морозном воздухе, описывая равные полукружья. Шрам и не думал защищаться.

Осама утомился и отступил, кивнув Джону: «Теперь ты».

Шрам смотрел на меня.

Стрелки по очереди избивали его, соревнуясь в силе, а Шрам все смотрел на меня.

Удар Осамы опрокинул игрока навзничь.

      -Ну-ка, - Осама ленивым жестом уткнул дуло автомата в шею Шрама.

-Стой!

      Осама уставился на меня.

-Он вор.

-Сказано - стой, - отчеканил я, ленивым жестом сбивая наледь с серпика луны на рукаве. – Убери автомат и бери сейф. Вы все, помогите ему!

Стрелки поволокли сейф к заносимому снегом поезду. Чувствуя себя разбитым, я побрел следом.

Шрам остался лежать на дне ложбинки.

Над поездом клубился пар. Стрелки, переругиваясь и кряхтя, покидали натопленные вагоны.

-Ну и морозище, - проговорил Белка, стрелок-альбинос, которого командование навязало мне в адъютанты. Отбежав в сторону, он стал мочиться, выжигая в сугробе желтую пещеру.

-Белка, хрен не отморозь, - крикнули из толпы, тут же грохнувшей смехом.

-А ты че так за мой хрен беспокоишься, Джон? - Белка, лыбясь, натянул штаны.

-Довольно ржать,- морщась от гуда в висках, сказал я.- Белка, давай построение.

-Слушаюсь, конунг. Стро-о-йсь!

Луженая глотка. Лесное эхо многократно повторило приказ. Стрелки вытянулись в неровный ряд. Двадцать девять человек, двадцать девять комплектов хаки, двадцать девять АКМ, двадцать девять пар глаз, горящих предвкушением бойни. Нет, только двадцать восемь горящих пар глаз. Я остановился напротив Николая, глаза которого просто смотрели на меня, в них таилась тусклая мольба.

-Два шага вперед.

Николай повиновался.

-Конунг?

-Ты переводишься из продвагона в первый.

-Так точно,- голос Николая едва заметно дрогнул. Он вернулся в строй, в котором зашумело: «Кастрата – в первый».

Опасаясь, что шум увеличится, я кивнул Белке:

«Раздавай!».

Жестяная коробка заставила отряд на время позабыть обо всем. Драгоценные пакетики с белоснежным порошком замелькали в заскорузлых пальцах.

      -Слава конунгу! - громыхнуло над лесом.

Я повернулся и побрел к локомотиву, обходя желтые ледники, выросшие за одну ночевку поезда. Слава конунгу. Чтобы бы вы орали, если б ночью Николай не нашел в Джунглях Шрама?

-Спасибо, конунг.

      За моей спиной - дыхание сбивчивое. Тебе спасибо, Николай.

Я вскочил на ступеньку локомотива.

      В кабине машиниста - запах концентрата, тварки, поджаренных при сушке валенок.

-Олегыч?

-Кого там? - заспанный, недовольный голос. Щелкнув, включился генератор, под потолком вспыхнула красная спираль лампочки.

      Машинист лежал на кровати, втиснутой в узкую щель между двигателем и печкой. Увидев меня, он откинул в сторону рваную телогрейку, обнажив ноги с желтыми ступнями и грязными толстыми ногтями.

-Конунг? Чтой-то рано.

-Где там рано, Олегыч, - уже построение прошло.

      Охнув, Олегыч сел, суетливо натянул валенки и бросился к печке. Погремев заслонкой, достал закопченный котелок.

-Олегыч, время!

-Минуту, конунг,- стуча ложкой, отозвался машинист, - на пустой желудок жизнь не мила. Счас, поем, тронемся.

      Я сделал строгое лицо и покинул кабину.

      Поезд протяжно взвыл. В форточку под самым потолком ворвался снежный вихрь.

Печка загудела, выплюнув на пол несколько угольков. Сгорбленная спина сидящего у печки человека пришла в движение, рука потянулась к щипцам.

Жарковато - я привык к прохладе, но одергивать Николая не хотелось. Пусть старается.

      Я отхлебнул кипятка, надкусил сухарь.

Николай заскрежетал заслонкой.

-Протопил?

-Да, конунг.

-Не угорим?

-Обижаешь, конунг,- лицо Николая порозовело.

       Чудно встретить в Джунглях человека, способного смутиться от пустяка.

-Присядь, - я кивнул на стоящее у стола полено.

-Конунг?

-Садись.

      Николай неловко примостился за столом.

-Держи тварки, Николай.

Стрелок отшатнулся от протянутой руки.

-Слушай, - поморщился я. – Ты сам просил перевести тебя из продвагона, разве нет? Или желаешь обратно к Машеньке?

Николай взял тварку тонкой рукой.

-Спасибо, конунг.

Ну, то-то же.

       Что сверкает в головах игроков, которых холод и ожидание терзают на Поляне сильнее стаи свирепых тварей, когда, завидев в снежном мареве набыченную голову локомотива, вдруг понимают, что это не спасительный Последний Поезд, а транспорт стрелков?

Скорее всего, ими просто завладевает страх. Страх за Теплую Птицу.