Читаем Unknown полностью

Как сам Александр Дмитриевич представлял себе Светлое Будущее в те кружковые времена - сказать доподлинно не могу, потому, что на эту тему он не особо предавался воспоминаниям даже тогда, когда под влиянием Оттепели язык у него частично разморозился. Со мной во всяком случае, а с кем еще мог он делиться на эти темы? Может быть, это и не случайно. Когда читаешь мемуары разных революционно заслуженных людей, то о конечной цели там как раз немного бывает. Даже если речь о совсем известных людях, ну, к примеру, куда уж Клим Ворошилов, "донецкий слесарь, боевой нарком". Получил я на приз какой-то очередной матолимпиады первый том его мемуара, так даже двенадцатилетке в глаза бросалось, что он всю дорогу вспоминает - кто и когда его обидел. Там морду начистили, тут в заработке надули, здесь девку увели. И чувствовалось, может и против воли мемуариста, что вот он во втором томе шашку заимеет, так никому мало не покажется. То есть, не в обиду Климу и другим - кажется, что в Революцию идут не от стремления к некоему стругацкого типа идеалу, а от обиды на истеблишмент и желания этому самому истеблишменту напортить. Ну, а Россиякоторуюмыпотеряли могла вызвать злобу не только у инородцев. Кроме "черты оседлости" и запретов на национальные языки действовал ведь и циркуляр "о кухаркиных детях". Можно, конечно, ткнуть в глаза генерал-адъютанта Евдокимова или вице-адмирала Макарова из нижних чинов, так я Вас спрошу : мавр Отелло, слышно было, на Кипре в губернаторах служил, значит ли это, что Венецианская республика по политкорректности к черным современные Штаты за пояс заткнула? Один-то шибко нужный еврей может и при Гиммлере советником состоять.

Чтобы эту тему подытожить, решим для данного этапа - многие, если не большинство, шли в ревдвижение не стремясь к определенному идеалу, а от нелюбви к "этому поганому строю", как Сергей Геннадиевич Нечаев формулировал, точно так, как веком позже для многих движущей силой была неприязнь к Степаниде Власьевне, народившейся на предыдущем этапе. Правильно нас на марксистско-ленинской кафедре обучали - вся сила в отрицании отрицания, а я-то никак уразуметь не мог, про что они там толкуют. Вот утописты, те проектами много занимались, правда что, если вчитаться - так мороз по коже, типа калек у Кампанеллы, которые тоже обществу служат, фиксируя и представляя по начальству кто куда с кем ходил и о чем говорилось. Слава тебе, Господи, была у Соввласти одна особенность, благодаря которой при ней существовать можно было - со страшной силой в ней терялась информация, в том числе и нужная Начальству. Как дальше увидим, Ал.Дм. и выжить-то смог, потому что не был у Большого Брата до конца налажен учет ненаших людей.

Как мы с приятелем в свое уже время сформулировали:

"Говорить за стаканом можно почти обо всем, потому что:

1) записывающее устройство скорей всего не работает;

2) если что и записалось, так казенную пленку дежурный стукач загнал налево, или лично для себя затер Высоцким;

3) при прослушивании случайно не пропавшей кассеты операторша думала о новом бюстгальтере прапорщика Люськи и как заставить лейтенанта Убежадзе заплатить за аборт - так что половину разговора пропустила;

4) папку с преодолевшим все эти преграды компроматом уборщица случайно замела под сейф, где она и лежит, дожидаясь строительства нового здания областного УГБ и переезда".

Скажу честно, я лично с Конторой Глубокого Бурения в жизни почти не сталкивался, хотя и эти немногие встречи были окрашены совершенно определенным колером безумия вроде их любимой вялотекущей шизофрении, о чем как порядочный человек обещаю написать отдельно, типа "Мои встречи с Галиной Борисовной". Слава Богу, и деду посчастливилось отделаться в основном страхом, потому, что можно ли принимать в расчет пару месяцев в подвале ЧеКа, если ты в конце концов вышел, а других-то вынесли.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 знаменитых харьковчан
100 знаменитых харьковчан

Дмитрий Багалей и Александр Ахиезер, Николай Барабашов и Василий Каразин, Клавдия Шульженко и Ирина Бугримова, Людмила Гурченко и Любовь Малая, Владимир Крайнев и Антон Макаренко… Что объединяет этих людей — столь разных по роду деятельности, живущих в разные годы и в разных городах? Один факт — они так или иначе связаны с Харьковом.Выстраивать героев этой книги по принципу «кто знаменитее» — просто абсурдно. Главное — они любили и любят свой город и прославили его своими делами. Надеемся, что эти сто биографий помогут читателю почувствовать ритм жизни этого города, узнать больше о его истории, просто понять его. Тем более что в книгу вошли и очерки о харьковчанах, имена которых сейчас на слуху у всех горожан, — об Арсене Авакове, Владимире Шумилкине, Александре Фельдмане. Эти люди создают сегодняшнюю историю Харькова.Как знать, возможно, прочитав эту книгу, кто-то испытает чувство гордости за своих знаменитых земляков и посмотрит на Харьков другими глазами.

Владислав Леонидович Карнацевич

Неотсортированное / Энциклопедии / Словари и Энциклопедии