— Ты просто была хорошо мотивирована.
— Ты просто мне не давал!
— Зато я был отомщен за те времена, когда ты боялась первого раза и неделями меня мариновала!
— Я не боялась, твой папа спал за стенкой.
— Но он спал же.
— Ты же помнишь, что когда это произошло, он спать перестал?
— Откуда мне было знать, что ты так кричишь во время секса. Оргазмы у тебя тихие.
— Я интуитивно догадывалась. А тебя это ничему не научило.
— О да, — он рассмеялся. — палатка на Волге? Далеко-о-о-о-о разносится голос над водой, особенно в туристический сезон.
— О, господи… — я залилась краской от одних воспоминаний.
— Но в том автобусе до Пензы ты была тихая… — голос Антона стал ниже и тише, и меня пробрала дрожь.
— Это была безумная идея…
— Но сначала меня заводило то, что у тебя под юбкой ничего нет, а потом то, как ты невинно сидишь у меня на коленях… но я внутри.
— Довольно мучительное ощущение, когда хочется двигаться.
— Ты справилась, — я и не заметила как его рука выскользнула из кармана, и уже гладила меня по щеке, а большой палец обводил мои губы.
— Я научилась сжимать тебя, да…
— Самый мучительный и сладкий оргазм в моей жизни.
— Точно. Так мы выяснили, что и ты можешь орать во время секса.
— Я стонал.
— Но очень громко.
— Ты бы знала, как это было…
— Примерно, как когда ты притащил наручники и решил устроить мне медленный секс?
— О да-а-а…
Когда он успел придвинуться так, что несколько миллиметров между нами уже не имеют значения?
Или это я придвинулась.
— Два часа поджаривать на медленном огне… Я была уверена, что просто умру от нервного истощения.
— Но тебе понравилось то, чем все кончилось?
— Не уверена, что я все запомнила.
— Интересно, поставила ли ты рекорд по самому длинному оргазму в мире? Я мог бы кончить в тебе раза два, пока ты извивалась.
— Твое любимое извращение… кончить и не выходить, и снова начать.
— Ты слишком сладкая, тобой невозможно насытиться, — его губы уже почти касались моих.
А мои пальцы легли на твердую выпуклость под джинсами и сжали ее.
Это словно сорвало Антона — он набросился на меня, зацеловывая как безумный. Губы-глаза-щеки-шея-ключицы-грудь и обратно, и в беспорядке, как будто он реально хотел попробовать меня всю, во всех местах.
Он делал это яростно и нежно одновременно, и легко, и глубоко, так что наверняка оставались засосы, сплетаясь со мной языком, и тут же выдыхая и отстранясь, чтобы снова наброситься.
Но — миг, и он сделал резкий шаг назад. Взъерошенный, растрепанный, с выбившейся моими стараниями футболкой.
— Прости! — он подхватил оставленную на стуле ветровку и быстро вышел за дверь. Послышался шум заводящейся машины.
Куда уйду я...
Ладно.
Я сейчас вдохну, выдохну и попытаюсь пережить тот факт, что меня не хочет даже бывший муж.
Надеюсь, что сейчас отпустит. Вот это горящее внутри, эта маета. Убрала со стола, выбросила мусор протерла столешницу, запустила посудомойку.
Сегодняшний вечер разбередил, растревожил, заставил мечтать о том, чего быть не может. Не хочу я никаких свиданий и бабочек в животе. И постепенного развития отношений тоже не хочу.
Хочу обратно в гнездо, где совместные ужины и секс, известный до последнего касания и каждый раз новый.
Хочу сейчас кого-нибудь теплого.
Не хочу подниматься в спальню и снова как-то тянуть до следующего дня.
Почему он ушел?
Почему он тоже — опять! — меня бросил?
Я открыла холодильник, достала мороженое со вкусом чизкейка. Будем заедать грусть.
Ночью ничего не считается — ни калории, ни желание увидеть бывшего.
Но мороженое было слишком сладким. И слишком холодным. И вообще — слишком.
Убрала его обратно в холодильник и достала сыр.
Нарезала его кусочками, взяла один и тут же положила обратно.
Глоток вина заставил кровь бежать быстрее — и мысли тоже закрутиться воронкой.
Моя кожа пылала, несмотря на холодную ночь, даже с выключенным отоплением.
Я ходила от дверей до дверей, вертела в руках телефон, но держалась.
В саду шумели под ветром деревья, ярко светила луна, и я выбежала туда в надежде, что холод выстудит всю мою дурь.
Я вцепилась пальцами в дерево и дышала, дышала, дышала.
И почему-то совершенно не удивилась, когда мне на плечи легли горячие ладони. Только почувствовала облегчение, как будто именно этого тепла мне не хватало.
Антон повернул меня к себе, спросил тихо:
— Не замерзнешь? Куртку дать?
Я помотала головой, тяжело дыша, будто бежала сюда изо всех сил.
Засмеялась:
— Сцена под балконом. Ромео, отчего же ты Ромео… Мое лицо спасает темнота…
— Куда уйду я, если сердце здесь… — он обнял меня и прижал к себе крепко-крепко, — Вот так же приходил к твоим окнам после развода. Все лето, каждую ночь. Думал — выглянешь, думал — выйдешь. Почувствуешь. Позволишь вернуться.
— Я не знала, — шепотом.
— Ты бы не позволила.
Я бы не позволила.
Но я не знала, как тяжело мне будет. Я думала — пройдет.
Надо только потерпеть.
Я так устала терпеть…
Поднялась на цыпочки, зарылась пальцами в его короткие волосы, подняла лицо навстречу — и он коснулся губ, запер в своих объятьях. И будто не было всего этого — страшного. Будто мы вычеркнули шесть лет.
Ровно.