Я нырнула под сень каких-то плетущихся растений и оказалась в маленьком дворике с качелями. Ночью детей нет, я никому не помешаю.
Хорошая девочка Леся сейчас совершила морально недопустимый поступок —
— переспала…
Блин, нет, неправильное слово. Какой тут сон.
— трахнулась…
Черт, ну даже не трахнулась ведь.
— замутила…
Вообще детское слово и не отсюда.
— совратила?
Кто кого…
— допустила сексуальные действия в отношении себя от женатого… почти женатого мужчины.
Мне бы протоколы в полиции составлять, бюрократический язык на уровне Upper Intermediate.
В общем, если бы мой мужчина в отношении другой женщины совершил такие действия, я бы квалифицировала это как измену. Тут суд присяжных совершенно согласен.
Но немного странно, что эти действия совершил тот единственный, кого я когда-либо считала «своим мужчиной».
Мой бывший муж, изменивший мне когда-то, изменил со мной своей невесте. В жизни, конечно, еще и не такое бывает. Но сейчас я на противоположной стороне и стала лучше понимать всех участников давней истории. Измена с бывшим — по-прежнему на вершине моего хит-парада подлых измен. Но как-то оно уже не так однозначно…
Я стала раскачиваться, глядя в темное южное небо, и ночной ветер выбивал из головы все мысли. Подумаю об этом когда-нибудь потом. Мне сейчас так хорошо и безмятежно, как не было уже очень давно.
Когда холод вновь стал пробираться ледяными пальцами под свитер, я слезла с качелей и все-таки пошла домой.
В темноте пробралась в свою спальню, стянула с себя всю одежду и прямо так упала в подушку и сладко проспала до утра, начисто пропустив даже сборы Егора.
Утром я выползла из своей спальни с некоторой опаской, но он уже уехал, оставив мне на столе графин со свежевыжатым апельсиновым соком и две оставшиеся коробочки с пирожными. В одной был малиновый эклер, в другой фисташковый. Если это были коробочки Пандоры, я только что выпустила в мир что-то нежно-зеленое, похожее на ревность, и ярко-красное, похожее на страсть. Хотя страсть, наверное, не подходит под определение несчастья?
Настроение было просто великолепным. Я не стала его себе портить взглядом в зеркало и почистила зубы на ощупь. Оно стало еще лучше, когда пропиликал телефон. Я прямо подпрыгнула:
— Привет, мам!
— Привет, котик. Как твой Кипр, родная?
— Кипр солнечный до неприличия, я уже отработала четыре съемки и есть новые заказы, здесь все цветет и зеленеет, хотя местные говорят, что зеленеть по-настоящему будет только весной, на улицах апельсины и лимоны, можно ходить без куртки, везде полно кошек, а еще Егор, мам, помнишь Егора? — подогнал мне свою квартиру до марта, и я еще на две недели тут зависаю. Ты мне уже завидуешь?
— Егора помню, солнышку завидую, а больше всего рада твоему настроению, котик.
— Настроение как настроение, но МОРЕ, мама! Сорок минут на автобусе до моря! Я на работу по утрам дольше ездила. Сейчас соберусь и тоже поеду.
— Холодное море?
— Конечно, холодное, но оно просто потрясающее! Я из самолета сразу узнала Средиземное — оно такое бирюзовое!
— Дочь, а дочь?
— А? — я завалилась на диван, задрав ноги на стену под включенным на обогрев кондиционером. Потому что море морем, а дома тут строят в расчете на летние плюс сорок, а не зимние плюс десять.
— Уж не влюбилась ли ты? Не помню, когда ты в последний раз была такой счастливой.
Я замерла, судорожно проводя ревизию своих чувств.
Нет, нет, не может быть!
— Это Егор? — мама прервала мое молчание.
— Нет! — в моем голосе было столько возмущения, и я ответила так быстро, что в дальнейшей ревизии нужды не было.
— Ну, да неважно, — вдруг отступила мама. — Потом расскажешь. Я просто очень рада, что ты наконец ожила. Можешь передать своему избраннику, что мое благословение уже с ним.
— Эээээ… Мам… Тебе вообще все равно? А если это девушка? А если турок какой-нибудь? А если…
— Да хоть антарктический фиолетовый утконос, — фыркнула мама. — Главное, что он делает тебя счастливой, а не мертвой, как все это время.
— Мертвой? — я села нормально и вцепилась в трубку.
— После развода в тебе как будто потух свет. Только за это я проклинала твоего Шумского. Такая была моя светлая нежная девочка, а годами ходит как военная вдова. Очень рада, так и передай.
— Ага, — пробормотала я, представляя себе эту сцену.
— Он там же на Кипре? Работает?
— Ага… — я встала и пошла все-таки посмотреть на себя в зеркало. А ничего вроде, только губы опухли.
— Лишь бы не женатик какой. И не твой бывший. Все остальные люди на планете — даю зеленый свет! И мне Командарию привези. Вино такое там есть.
Бинго, мама. Просто бинго. Я вляпалась сразу в обоих — в бывшего и женатого.
— Обязательно привезу. Ладно, я пойду, у меня тут пирожные томятся без моего внимания.
— Лесь.
— А? — я уже почти выключила телефон, но в последнюю секунду услышала ее.
— Я же тебе говорила, что мама всегда права? Видишь, первая любовь никогда не бывает на всю жизнь и обязательно найдется тот, кто заместит в твоем сердце Шумского. Я ведь была права?
— Да, мама. Ты была права… — тихо сказала я и отключила телефон.
Тени прошлого