Unknown

Для осуществления сей задумки Дмитрий должен был угодить в плен к степнякам. Он знал, тевтонец не откажет себе в удовольствии лично расправиться с убийцей фон Велля, и когда он приблизится к пленнику, Бутурлин отплатит недругу за все его грехи.

Он еще не знал, как осуществить задуманное, но верил, что Господь не оставит его без подмоги. И лишь одна мысль терзала душу боярина, наполняя сердце неизъяснимой болью, - мысль об Эвелине…

…Тогда, в январе, они виделись в последний раз. К вечеру у Дмитрия открылась рана, нанесенная немецким мечом, и он вновь слег. А поутру Польский Король отправился в Краков и увез с собой княжну, не дав ей даже проститься с любимым.

Встреча на замковой стене, так много обещавшая им обоим, закончилась ничем. До степного похода Бутурлин еще верил в то, что им с Эвой удастся встретиться вновь, но события последних дней убили эту надежду…

…Сухим языком боярин провел по растрескавшимся губам. Его мучила жажда, но воды в походной фляге оставалось совсем мало, и Дмитрий решил приберечь ее до того часа, когда терпеть зной станет невмоготу.

Безжалостное солнце выжигало лучами степь, над горизонтом стояло зыбкое марево. Сердце Бутурлина екнуло в груди, когда в колеблющихся потоках раскаленного воздуха возникли три призрачных конных силуэта.

Вначале Дмитрию почудилось, что ему явились духи степи, но спустя мгновение он понял, что не грезит. Всадники, скачущие навстречу московиту, были сотканы из плоти и крови.

Вскоре они приблизились настолько, что боярин смог их как следует, рассмотреть. Оружие и сбруя верховых едва ли отличались от тех, коими пользовались все населяющие степь народы.

Плосковерхие шлемы-мисюры, круглые татарские щиты за спинами, и кривые сабли на поясах могли принадлежать любому из тюркских племен. Вполне по-татарски выглядели и короткие вычурно изогнутые луки, которые конники извлекли из саадаков, едва приметив Бутурлина.

Но пускать в боярина стрелы они не спешили. Одинокий всадник не внушал жителям степей, опасений, и они решили подойти к нему поближе.

В облике степняков было нечто, подсказывающее Дмитрию, что это не татары. И крымчаки-ногайцы, и их волжские собратья носили бороды, у этих же молодцов лица украшали лишь длинные вислые усы, спускавшиеся ниже подбородка. Они напоминали Бутурлину, о человеке, коего он за прошедшие полгода разлуки не раз вспоминал с теплотой.

И он не обманулся, в догадках. Осадив коней в десятке шагов от боярина, всадники остановились, пристально разглядывая его из-под своих нехитрых шлемов.

- Кто будешь?! – сурово обратился к Бутурлину средний всадник на речи, выдававшей в нем приднепровского казака. - Отвечай немедля!

- Сами кто будете? – вопросил их в ответ Дмитрий. - Не иначе как Вольные Люди?

Жители степи переглянулись между собой. Похоже, они не ждали встретить здесь человека, ведавшего, как именуют себя жители казачьей Украины.

- Мы-то Вольные Люди, - усмехнулся, помолчав, другой казак, - а ты что за, птица? Судя по говору, московит…

- Стольник Великого Московского Князя, боярин Бутурлин, - отчеканил Дмитрий. - Устроит такой ответ?

- Устроит, - погладил усы третий казак, к седлу коего была привешена огромная секира. - И что делает в сих краях посланник Москвы?

- Ищу двоих людей. Врага и друга. Друга, чтобы обнять, врага – чтобы покарать, за его злодеяния.

- Вот как! – крякнул с напускной веселостью казак, вступивший в разговор первым. - Ну, положим, врагов в степи отыскать не трудно, а вот друга…

- И кто, твой приятель, боярин? – усмехнулся здоровяк с секирой. - Быть может, мы его знаем?

- Может, и знаете, - в тон ему ответил Дмитрий, - слыхивали о Петре по прозвищу Газда?

- Ты знаком с Газдой? – подался вперед второй из казаков. - Хотелось бы знать, откуда...

- Долго рассказывать, - мотнул головой Бутурлин, - но уверен, что он тоже будет рад меня видеть.

- А ты, верно, ищешь его, чтобы обнять? – усомнился в словах Дмитрия первый казак. - В коем это веке московские бояре водили дружбу с Вольными Людьми?

- Сие легко проверить, - подмигнул ему здоровяк, с секирой, - боярин говорит, что знается с Газдой? Что ж, поглядим, знает ли Газда его!

ГЛАВА №3

С юных лет супруга Польского Государя Яна Альбрехта, Ядвига, заслуженно слыла красавицей. Природа наделила ее гордым взором и статью, достойными Королевы, безупречными чертами лица и молочной белизной кожи, еще более дивной оттого, что глаза и волосы Владычицы были темными.

С возрастом, красота Ядвиги стала блекнуть, но ни увядание молодости, ни груз державных забот не нарушили ее царственной осанки и не погасили во взгляде огня, заставлявшего, как и прежде, трепетать сердца заезжих менестрелей.

Не только внешность Королевы привлекала к ней внимание окружающих. Ядвига была от природы любознательна и легко постигала науки, коим в те времена обучали девушек из знатных семей.