как-нибудь в другой раз.
- Ну, что, профессор кислых щей? Ты сам позвонишь Гиган-
тову или это сделать мне? За особую плату, ха-ха?! – Монзиков не
отставал от профессора. Он знал, что профессор мог переступить
через себя, поскольку ему очень нужны были деньги для издания
его очередной монографии. Удивительное дело – в советские вре-
мена не было никаких проблем с публикацией специальной и учеб-
ной литературы, публиковали практически всё, что только не было
лишено здравого смысла. Сегодня же, после сокрушительной побе-
ды демократов, умные книги стали никому не нужны. Народу по-
давай теперь дефективы, да всякие там сиси-писи – мыльные рома-
ны.
- А-а, делай что хочешь! Извини, мне действительно некогда.
Через 40 минут у меня лекция, а я еще даже не посмотрел свой кон-
спект. Пока! – и профессор с радостью положил телефонную труб-
ку.
В тот же день, поздним вечером, на мобильник профессора
позвонил Монзиков.
- Здорово, профессор! Это опять я! Догнал, а? – Монзикову
было снова весело.
- А, это ты? А я, видишь ли, опять готовлюсь к завтрашней
лекции, - с грустью сообщил профессор своему настырному при-
ятелю.
- Это хорошо, очень хорошо, да! Понимаешь мою мысль, а? –
Монзикова распирало выложить все свежие новости одним залпом,
но он сдержался.
- А что делать? Теперь, когда все мосты сожжены, только и
остается, что зарабатывать на жизнь лекциями, да, пожалуй, биль-
ярдом, – и профессор вдруг представил себе, как он разводит на
бильярде хохла, который не играл в жизни ни в какие игры. То ли
он был не способен ни к чему творческому, то ли у него был горь-
кий опыт, то ли ему его религия не позволяла получать мирские на-
слаждения, но только все знали, что владелец бильярдного клуба
Олег Пантелеевич Долбенко никогда не брал ни карт, ни кия. Да у
него бы просто не было на это времени. – Ты по делу, или так?
- Так-так-так, сказал пулеметчик Ганс! Ха-ха! Конечно же по
телу! Ближе к телу, мой юный друг, как говорил Гиви де Мопассан,
275
ха-ха-ха! – Монзиков сам себя раззадорил, как будто он был триг-
гером, вошедшим в режим саморезонанса.
- Слушай, не томи мою душу, говори, зачем звонишь! – Про-
фессору действительно было не до смеха.
- Ладно, бери ручку и бумагу и записывай! – Монзиков еще
продолжал хихикать, но чувствовалось, что он переходит к делу.
- Хорошо, я сейчас принесу, - и профессор чуть было не по-
ложил трубку, чтобы принести для записей ручку с бумагой, но
снова в трубке раздался голос Монзикова.
- Потом сходишь, а сейчас, бля, слушай сюда. Я сегодня гово-
рил с Гигантовым и тот мне сказал, что кандидатский диплом хохла
уже у него на руках. Он сегодня его получил у Президента ВМАК.
Это раз! Далее, он готов пойти на компромисс со своей совестью и
сделать хохла профессором, доктором, академиком, но есть нюанс,
ха-ха-ха! – Монзиков вдруг разразился гомерическим хохотом. С
полминуты он заразительно смеялся на другом конце провода, пока
профессор его не прервал.
- Да что с тобой? Что ты ржешь, как конь ретивый? Что, а? –
Профессору почему-то тоже стало весело от залихватского смеха
Монзикова.
- Да я, просто, вспомнил классный анекдот про нюанс. Расска-
зать? – и Монзиков опять, с ещё большей силой начал смеяться.
- Вся твоя жизнь – сплошной анекдот. Да ты и сам – анекдот
своих родителей! Ладно, давай свой анекдот, только быстро, - и
профессор обратился в слух.
- Приходит как-то раз Петька к Чапаеву и спрашивает его -
Василий Иванович! А что такое нюанс?
- А зачем тебе нюанс? – удивился Василий Иванович.
- Да, Фурманов всё нюанс, да нюанс. Вот, есть, бля, нюанс,… -
отвечает Петька.
- А, понятно! Тогда пошли со мной, - и Чапаев повел Петьку в
соседнюю комнату. – Раздевайся!
- Зачем? – С недоумением спросил Петька.
- Нюанс покажу! – ответил Чапаев.
Когда Петька снял штаны, Чапаев начал его драть в жопу.
Трахает, трахает и вдруг говорит: "Вот, смотри Петька! У тебя в
жопе х.., и у меня х.. в жопе, но есть нюанс!"
После этой фразы оба гомерически хохотали несколько минут.
Первым остановился профессор.
276
- Ладно, анекдот действительно классный, хоть и пошлый, но
ты мне скажи, зачем ты мне позвонил сейчас? – Профессор всё ещё
находился под впечатлением свежего анекдота.
- Классно, да? А я ещё один такой же знаю! Вот слушай! – и
Монзиков начал рассказывать очередной шедевр русского народно-
го творчества.
Второй анекдот конструктивно состоял из набора матерных
слов, связанных между собой единой мыслью (идеей), облаченной
в гротескную форму. Анекдот был политическим и настолько силь-
ным, актуальным и злободневным, что оба смеялись минут пять, не
меньше. Его не возможно пересказать без мата, т.к. будет потерян и
неповторимый колорит, и смысл. Если бы можно было заменить
все матерные слова на, например, слово ля, то он бы выглядел при-
мерно так: "Ля ля ля ля ля ля, ля ля ля ля, ля ля ля. Ля ля ля – ля ля
ля. Ля ля, ля ля, ля ля ля ля ля ля, ля ля ля, ля ля ля, ля ля ля ля –
жопа!"