Она посмотрела на меня, подперев ладонью подбородок, снова шепнула.
— Как тебе тут, милый?
— Это дом. Так чувствую, — твердо повторил, глядя ей в глаза, — это дом.
— Да, Клайд. — Роберта накрыла ладонью мою руку, ласково погладила, — ты дома. Хочешь ещё чаю?
— А рулета больше нет? — жалобно так спрашиваю.
Берта рассмеялась и показала язык, вот ведь смешная…
— Ты все съел, обжора!
В ответ делаю умильное лицо раскаивающегося Робин Бобин Барабека, Берта смеется еще веселее. Отходит, слава Богу…
— И конфеты съели…
— Все съели и спать теперь хочу, — она сладко зевнула, прикрыла рот ладонью.
Увидев это, я тоже внезапно ощутил, насколько устал… Адреналин схлынул, захотелось тишины и покоя, и Роберта чтобы мирно сопела рядом, положив голову на плечо. А она посмотрела как-то странно, пальцы затеребили платок, глаза нерешительно забегали по комнате.
— Спать идем?
— Клайд, я…
Берта оглядывается, беспомощно и робко, на угол, где кровать. Второй в комнате нет. Дивана нет. Кресла тоже нет. А она, такое впечатление, ждет, что они сейчас из воздуха появятся. Ее пальцы оставили платок и начали бесцельно перебирать бахрому скатерти… Лицо очень сосредоточенное стало, серьезное. Милая ты моя… Накрываю ее руку ладонью, остановив. Шепнул.
— Берт, что с тобой?
— Клайд, я…
— Боишься чего-то? Из-за кровати? Я на полу лягу и ничего страшного. Хорошо?
Роберта только головой качнула, глаза подозрительно заблестели. Молчит.
— Солнышко, ну что с тобой? Если в этом дело, то…
— Отвернись, пожалуйста, — и ее щеки заливает густая краска.
Не говоря больше ни слова поворачиваюсь к окну, пряча улыбку. Хотя это не смешно, она сейчас одна с незнакомцем и ситуация, что ни говори, на грани абсурда… Ей сейчас нелегко приходится.
— И не поворачивайся, пока не скажу, — в комнате гаснет свет и до меня доносится характерный шелест снимаемого платья. Делаю шаг к окну. Шелест испуганно затихает…
— Берта, ты же просила не поворачиваться, я и не повернусь, пока не скажешь.
Подхожу к окну и раскрываю занавески.
— Клайд, закрой!
Тональность шелеста из жесткой стала мягкой, саржа явно сменилась шелком.
— Не бойся, у нас же темно, снаружи видно только черное стекло. Не спать же с закрытыми занавесками, как в коробке.
Не отвечает, и мягкий шелест устраивается под чем-то толстым, негромко скрипнуло.
— Поворачивайся.
Занавески распахнуты, в комнату проник уютный серебристый свет дальних фонарей, тени причудливо исказили привычные очертания мебели, стен. Кровать в дальнем углу, в ней лежит Роберта, спрятавшись под толстым одеялом, натянутым до подбородка. Смутно белеет серьезное лицо и глаза блестят, смотрит на меня внимательно и немного настороженно. Ей сейчас не очень спокойно тут со мной, не по себе, возможно, и просто боится… Но пора и мне располагаться, вот, как раз под окном будет хорошо и от кровати подальше. Взялся за край ковра, намереваясь сложить его вдвое и просить Роберту поделиться подушкой. Не проблема, скоротаю до утра, бывало куда хуже… И только выпрямился, из угла донёсся громкий шепот.
— Иди сюда.
Роберта откинула край одеяла, отодвинувшись к стене. Я замер, не веря тому, что увидел и услышал. Берт… Ну, не надо, не сейчас…
— Я правда могу на полу, все в порядке.
— Иди…
И она плотнее завернулась в одеяло. Ну что, подождать, пока в третий раз позовет? Так ведь в итоге и на пол отправит. Это додумываю, уже снимая пиджак… брюки… Поглядываю на Роберту, надеясь угадать по ее реакции, когда надо остановиться. Отвернулась… Оставил рубашку и это, интересного фасона. И тихо скользнул к ней. Оба вытянулись под защитой одеяла, сантиметрах в десяти друг от друга. Молчим. И как же трудно преодолеть эти сантиметры так, чтобы без страха, без стыда, без сомнений и тревог. Лежим такие близкие… И пока далёкие, оба словно ждем чего-то. Нахожу ее ладонь, если заберет, не буду настаивать. Не забрала, чувствую, как ее пальцы несмело, осторожно сжали мои, переплелись с ними. Прикрыл глаза, напряжение ушло, стало тепло, спокойно. Ее рука в моей…
— Как твое имя?
А ведь я ждал этого вопроса.
— Скажу тебе его, обязательно скажу.
— Но не сейчас? Почему?
— Ты можешь случайно меня им назвать при других, а этого допустить нельзя. Ведь для всех, кроме тебя, я — он… Ты все узнаешь, Берта, обещаю, только… Дай нам время… Хорошо?
Слышен вздох и в нем чувствуется многое — она немного разочарована, обижена. Ей любопытно и страшно. Да, она боится меня и это естественно. Угадываю даже облегчение в этом вздохе, потому что назови я имя — и это позволение спрашивать дальше. Она боится и отступила. Пока отступила, а ведь еще не все опасные вопросы заданы. Самый главный, боюсь, впереди. Она задаст его, когда-нибудь. Хорошо бы лет через десять…
— Обними меня… Клайд… Только… Только обними…