Unknown

-Птицын, говорите? Знакомая фамилия, да и рожу эту я где-то видел, пусть и давно… – Задумался отец Федор, теребя свою бороду и мучительно морща лоб. От звуков его голоса пьяница открыл глаза, уставился прямо на военного капеллана, а в следующее мгновение во взоре забулдыги вспыхнуло мгновенное узнавание напополам с искренней ненавистью. В следующее мгновение он рванулся вперед и попытался вонзить непонятно как объявившийся в его руке большой нож в выдающееся вперед пузо священника. Вот только мягкая с виду черная ткань промявшись внутрь всего на несколько миллиметров, внезапно обрела твердость стали, да еще и намертво сжала собою пытавшийся её прорезать клинок. – Н-на!

Потенциальный источник информации после мощного хука справа покатился кубарем, сшибая попавшиеся на пути стулья. Удар у служащего в армии капеллана был поставлен прекрасно. Олег даже всерьез забеспокоился, сумеет ли привести свидетеля в достаточно приемлемое состояние, чтобы тот мог говорить. О его желании сотрудничать с военными, похоже, речи больше не шло. За попытку убийства отца Федора данного субъекта вполне можно было пристрелить на месте, а не только подвергнуть интенсивному допросу прямо посреди шинка.

-Вспомнил я этого расстригу. Возможно, это самый закоренелый грешник из всех, кого мне когда-либо судить приходилось. – Священник с какой-то брезгливой миной вытирал руку об одежду. - Жаль, не удалось настоять на сожжении мерзавца в срубе, остальные присяжные решили ограничиться полумерой в виде запечатывания его магии и пожизненной ссылки в Сибирь.

-И что он натворил? – Осторожно уточнил Олег, не спеша делать какие-либо выводы. Под церковный суд можно было попасть и за революционную деятельность, и за темное колдовство, и за оскорбление верующих путем придания огласке какого-либо нелицеприятного факта…

- Уговаривал угасающих стариков завещать свое имущество богу. Церковь помогает таким одиноким людям, если те не имеют ни родни, ни друзей, что могли бы о них заботиться. – Отец Федор пошел вперед, явно примериваясь как можно больнее пнуть сапогом пытающегося подняться пьяницу. На лице его читалось какое-то мстительное удовольствие. - Вот только данная мразь со своими послушниками, чтобы как можно меньше ручки пачкать, сразу же после оформления всех бумаг поила стариков стрихнином!

-О, ну тогда кара заслужена. – Потерял всякое сочувствие к избиваемому человеку боевой маг третьего ранга. С приговором суда по такому поводу он был согласен не полностью, но в кои-то веки, придерживался солидарности с отцом Федором. Высшая мера наказания оказалась бы более уместна. Жаль, монах-расстрига как-то смог добиться снисхождения в суде. Скорее всего, путем банальной взятки, учитывая качество его одежды и наличие достаточных средств, чтобы явно не первый год своей ссылки пьянствовать напропалую. – Стойте! Только не по голове! Сначала он должен рассказать, каких таких бродяг вчера видел!

-Кайся, грешник. Кайся! Именем господа нашего ответь мне, какие грехи легли на душу твою с момента оглашения церковного приговора! – Отец Федор прижал ногой поверженного им расстригу к не такому уж и чистому полу, а после вперил в него требовательный взгляд. И пойманный с поличным черный риэлтор, которого священник хотел подвергнуть кремации заживо, покорно начал бормотать список своих преступлений. И первым из них была крупная взятка какому-то чиновнику, что позволила осужденному не рубить лес от зари до зари вместе с другими осужденными преступниками, а жить как душа пожелает, разве только время от времени в городской управе отмечаясь. Вторым же Птицын вспомнил про украденное им в лучшем ресторане Стяжинска серебряное ситечко. Третьим про подожженный дом, из-за ограды которого на него кинулась собака.

-Ну вот, уже не зря сходили. – Священник вытер проступивший на лбу пот и сделал шаг назад, но тем не менее его жертва перечислять свои грехи не прекращала, впав в некое подобие транса. – Вот бы всегда так воли господа нашего слушались! А то ведь встречаются упрямцы, которых легче убить, чем заставить излагать о себе одну только истину…