Unknown

Тиса послушно последовала за колдуньей и вскоре оказалась в “синей” библиотеке. Вэйна попросила помощницу подождать ее, а сама скрылась за книжными шкафами. Без воодушевления, Тиса оглядела полки, содержащие в большинстве своем, старые, с желтыми страницами, потрепанными на уголках книги. “Энциклопедия по травам и кореньям”, “Составы травяные. Секреты древности”, “Лечебные омовения”… Все это ей сейчас не было столь интересно. Как зубная боль не дает нам думать ни о чем, кроме как о злостном недуге, так тяжесть на душе Войновой перекрывала собой любые интересы, что не относились к ее переживаниям. Не желая присаживаться в кресло у столика, девушка прошла вглубь библиотеки, скользя взглядом по корешкам книг. Остановилась у шкафа из красного дерева. Под стеклом хранились книги по вэйновскому ремеслу. Ажур вензелей, непонятные знаки и древние письмена.

- Я никогда не пойму, что в них написано, - вздохнула девушка в сотый раз на дню, - как никогда не пойму его.

Сейчас она в малодушии своем почти жалела, что не родилась, как бабушка, вэйной. Тогда бы возможно у нее был бы шанс.

- Тиса, где ты? Иди сюда, душечка, - ее звала Агата Федоровна.

В руках колдунья держала круглое маленькое зеркальце в простой бронзовой оправе. Такое невзрачное на вид, то Тиса не придала ему поначалу значения. Однако, вещица оказалось не простой, а волшебной, прям-таки как в старых сказках.

- Это “проява” Устиньи Сладчайшей, - пояснила Агата. - Слышала о такой вэйне?

Тиса неопределенно качнула головой. Если когда и слышала, то уже забыла.

- Вот уж кто в своем веку нагрешил с приворотами! Да-а. Любила она молодых да красивых юношей. Это ее зеркальце с накладом. И ведь как сделано-то! Никто прощупать не может, фона никакого нет! - с гордостью добавила колдунья о непонятном. - Потому-то еще у меня, а не в секретке имперской за семи замками.

Не получив эмоционального отклика от помощницы, вэйна вернулась к делу:

- Ладно, давай, возьми его в руки, горе луковое, и повторяй за мной. Inago fer honom losa. As vinor seyn…

Как только последнее слово было произнесено, ничего особенного не случилось, разве что на ручке четче проступил рисунок клубники. Видимо, Устинья любила ягоды.

- Ну? - спросила Агата Федоровна. - Видишь?

- Угу, - Тиса наблюдала свое унылое бесцветное отражение. Бледное лицо, непослушные каштановые волосы, что так и лезут, куда не следует, круги под глазами. Это вам не рыжеволосая баронесса с сапфировыми глазами и коралловыми губками. Эх.

- Ну? Чего молчишь? Тот самый вэйн, да? - спросила Агата.

- Где?

- В зеркале, где же еще.

Заметив замешательство Тисы, колдунья ухмыльнулась:

- Скажи, кого ты видишь в зеркале, птичка моя?

- Себя, - промямлила Тиса.

- И только?

Тиса кивнула.

- Что я и говорила, - развела в стороны руки вэйна. - На тебе нет приворота!

- Как это? - Тисе даже дышать перестала.

- Вот так, дорогая. Если бы был приворот, ты бы видела в зеркале не себя, а того, кто тебя приворожил.

- То есть… - Тиса опустила руку с зеркалом, бледнея еще сильнее, - я…

“Люблю на самом деле”, - закончила мысленно она.

***

В оранском соборе догорали свечи. Служба отпела, и прихожане покидали святое место. Только одна молодая женщина продолжала стоять на коленях пред жертвенной звездой, молилась. Умиротворение так и не посетило ее душу. Когда святой батюшка спустился с царского мостка, чтобы отойти во светличную, прихожанка кинулась ему в ноги.

- Батюшка! Прошу благословите, - прошептала горячо она.

- Бог с тобой, дитя, - разрешил говорить святой отец.

- Что мне делать, пресветлый? Я молюсь, но мне кажется Единый меня не слышит! Он отвернулся от меня, - в отчаянии проговорила прихожанка.

Святой батюшка осенил святым знамением страждущую.

- Нам часто не понятен промысел Божий, - произнес он, - как не может мышь ползущая в кустах узрить весь путь с высоты птичьего полета. Но придет время, дитя и ты поймешь, что Единый всегда находился рядом с тобой, - жестом батюшка указал на ту самую фреску с замыленной фигурой на фоне рек и лесов. - И по воле Его узришь свой путь жизненный.

Молодая женщина поцеловала звезду, после руку батюшки, отступила.

При выходе из собора, у крыльца прихожанка выгребла имеющиеся деньги из своего кошеля и раздала нищим до последней копейки. А затем, странные дела, уселась с просящими милостыню прямо на снег и долгое время сидела молча, шмыгая носом в платочек.

- Не горюйте, барынька, - подсела к ней старушка. - Думаете, у вас бяда что ль? Вона Митрофаныч наш, - она указала на юродивого, завернутого в дырявое одеяло. - Знатный барин был, землями даже владел, пока разор не случился.

- Бац! И съехала крыша-то у бедолаги. Теперича дурачина дурачиной, - добавила косоглазая тетка в грязном халате. - А вы вон при копейках, в светлом уме, одеты-обуты. Чего печалиться, то?!

- Да у ней никак лубов окаянная, - поддержал разговор тщедушный старичок.

- Тьфу. Да мужиков на свете, ходи да спотыкайся! Нашли ради кого слезы лить! - тетка окинула свирепым взглядом мужичонку. Тот отступил от бой-бабы на пару шагов.