Unknown

Виктор добрался домой без приключений, если не считать того, что по дороге ему все время попадались лежащие там и сям клочья одежды.

Прошло еще два или три часа, прежде чем он, наконец, решился.

К тому времени, когда внизу раздался скрип тормозов и трое в одинаковых костюмах, выйдя из машины, направились в его подъезд, он уже успел проглотить пригоршню маленьких круглых, таких розовых… и запить их, как положено, холодной водой.

– Эй , откройте! – раздался голос из-за двери. Не услышав никакого ответа изнутри, голос прозвучал с удвоенной силой:

– Господин Зусман! Немедленно откройте! Проверка электросчетчика!

Не услышав и на этот раз никакого ответа, тот же голос скомандовал: “Ломаем”.

Дверь поддалась , не оказав особого сопротивления. Они вошли, но вместо господина Зусмана увидели стоящее на четвереньках голое существо, которое пускало изо рта слюнявые пузыри.

– Господин Зусман? – обратился к существу старший из троих вошедших.

– Бе, – сказало существо, издало неприличный звук и заползло под диван.

2015

БАНКЕТ

Боря Клюшин, наконец, защитился. В смысле, он стал , наконец, кандидатом наук. Ну, на банкете, как положено, все перепились, Ленка с Зинкой даже подрались немного… А мы с Борькой вышли в коридор. Закурили, значит, и я говорю:

– Все, Борис, перед тобой широкая научная дорога! Действуй и не останавливайся на полпути. Иди дальше!

Он говорит:

– Отстань, Сема. Ты что, не видишь, в каком я настроении?

Я говорю:

– Борис! Ты что это несешь? У тебя должно быть прекрасное настроение! Тем более, я твой друг, и я обязан тебя об этом, так сказать, уведомить!

Тут он задумался, поглядел исподлобья и невнятно так забормотал:

– Эх ты, Семен… Ничего не понимаешь… Я же поэтом хотел стать…

Тут уж я не стерпел:

– Ты – поэтом? Офигеть! Ни за что не поверю!

А он:

– Хочешь, прочту что-нибудь?

Ну я, хоть стихов и не люблю, согласился, конечно. Из вежливости. “Прочти, – говорю, – что-нибудь не очень длинное.”

Тут он и выдал:

“Я живу в раю бензиновом,

Манекенов посреди,

В чем-то тра-та-та резиновом,

С жабой каменной в груди!”

Тогда я говорю:

– Я, конечно, в стихах не очень разбираюсь… Но, по-моему, ты – гигант! Особенно про жабу!

Смотрю – он даже слезу смахнул. Поверил, значит, дурачок. Ну, раз такое дело, я решил еще добавить:

– Ты, – говорю, – поэт! Большой поэт!

А он:

– Нет, Сеня, никакой я не поэт. Хотя мог бы быть. А вместо этого я кандидат каких-то фиговых наук. Если хочешь, расскажу тебе, почему так вышло.

Отказываться мне было неудобно, я вообще не люблю людей обижать, и он начал:

– Видишь ли, Семен, я с детства мечтал стать поэтом… Кропал стишки чуть ли не каждый день… И , вроде, даже стало что-то получаться! Я почти ухватил свою мечту за хвост! Мне было , наверно, двадцать лет, когда я заболел… довольно тяжело. Когда я уже начал выздоравливать и даже мог понемногу ходить, меня должна была навестить девушка, в которую я был тогда влюблен…

– Ого! – говорю я, – пойду Зинке расскажу!

Но Борис меня словно не слышит и гнет свое:

– Да , влюблен был. Что было, то было. И я решил ее встретить. Спустился вниз к входной двери, толкаю эту дверь, а она не открывается. Вот так номер. Ну, я поднялся на этаж , на лестничной клетке там у нас окно (ну, ты знаешь) и смотрю, не идет ли она. Солнце светит, лето, природа кое-какая во дворе, девушка моя все не идет… И я чувствую, что больше не могу стоять, что силы мои меня подводят. Но в чем соль, в чем соль-то! Это было время (ну, ты помнишь), когда появились такие любители привязывать гранату к двери… Кто толкнул, тот и взорвался. И вот я стою у окна, а спуститься и толкнуть дверь посильнее боюсь.

Я говорю ему:

– Извини, что перебиваю, но снаружи-то видно, привязана граната или нет. Взорваться может только тот, кто изнутри эту дверь толкает.

Он отвечает:

– Вот и я так подумал. Вижу – мимо подъезда молодая женщина с коляской идет. Кричу ей из окна: “Эй, мамаша, не посмотрите – что там двери мешает открываться?”

Я говорю:

– Так, так! И что же было дальше?

А он:

– Оказывается, там клочок обшивки застрял и мешал двери открыться.

Я тогда спрашиваю так аккуратно:

– Ну а девушка-то твоя пришла или нет?

Он говорит:

– Да не в этом дело. А вот стихи я с тех пор перестал писать. Ты понимаешь – почему?

Я говорю:

– Я вообще стихов не люблю, поэтому не понимаю. А как ты думаешь, вот Пушкин на твоем месте толкнул бы эту дверь?

– Пушкин-то? – Борька задумался, – Кто его знает… Вот Лермонтов бы точно толкнул…

Тут нас стали звать обратно к столу, а вскоре начались танцы.

2015

ПРЕДБАННИК

МОРГА

Память подводит меня. Но в моем возрасте это уже простительно. Прошлое отдельными пятнами всплывает передо мной. Вот, помню, лет сорок тому назад или больше, когда мне было столько лет, сколько тебе теперь, я, конечно, очень засматривался на женщин… Впрочем, это, кажется, тоже простительно. И еще я очень следил за своим здоровьем, был слишком уж мнителен для своего возраста. Вот видишь, я говорю тебе все как есть, ничего не утаиваю о себе!