— Нет черт побери. Мне не нужно бить женщину, чтобы получить кайф. Я просто подумал, что тебе понравится этот номер больше, чем Венецианский, в котором присутствует стиль роскоши Либераче — клубника в шоколаде, черная икра и обслуживающий персонал в белых перчатках.
— И тебе не придется платить за все это?
Он усмехается, одновременно мальчишеской и завораживающей улыбкой.
— Неа.
— И почему они относятся к тебе так хорошо?
Он пожимает плечами.
— Моей визитной карточкой является то, что однажды я проиграл целый миллион на столе баккара, и они надеются, что я повторю эту попытку, если окончательно лишусь здравого смысла, — сухо говорит он.
Мои глаза расширяются.
— Миллион? Долларов?
— Ага. В тот момент они назвали меня Китом.
— А что такое Кит?
— Самые низшие хай-роллеры, азартные игроки, играющий с большими ставками, делают ставки, например, от тысячи до пяти тысяч долларов. Серьезный хай-роллер будет играть на повышение, где-то около от пяти штук до двадцати, двадцати пяти тысяч. Большой хай-роллер повышает между двадцать пять и пятьдесят тысяч, — Джек останавливается и улыбается мне. — И следующие идут киты. Киты начинаются от семьдесят пять тысяч долларов на кону.
— И ты был одним из них?
— Был. Но сейчас я только приезжаю два, иногда три раза в год.
— Боже! — я не могу даже себе это представить, чтобы кто-то вот так запросто продул такие деньги на какое-то кидание кубика.
— Но я по-прежнему имею восемь часов брони на любой стол, отдельную кабинку для переодевания на пляже, билеты на лучшие концерты в городе, и... любые мои просьбы, не зависимо от моих желаний выполняются безоговорочно. До сих пор управляющий отеля всегда говорит «Да» всему, что я прошу.
— Вау! Итак, что имеется в наличии?
— Обед на яхте, полет на вертолете, куда ты захочешь, и игра в гольф с Тайгером Вудом...
— И что ты запросил на этот раз?
Он медленно расплывается в улыбке.
— Белье. Я попросил самое дорогое, самое красивое нижнее белье, которое они в состоянии достать.
Я ничего не могу поделать с собой, потому что очень сильно краснею, чувствуя, как мои щеки начинают пылать.
— Ты не мог.
— Отчего же. Я именно это и сделал. Пойди и посмотри.
Несколько секунд я не двигаюсь, мы в упор смотрим друг на друга. Я поворачиваюсь и направляюсь в спальню. В дверях останавливаюсь и оглядываюсь, он по-прежнему в упор смотрит на меня своими бездонными глазами.
На кровати я вижу белую коробку с черной вязью, написанным именем дизайнера. Я открываю его, он наполнен шелестом светло-голубых кружев: полуоткрытыми чашками бюстгальтеров, стрингов, тонкими прозрачными трусиками с поясом для чулок с белыми бантиками и чулками. Здесь же лежит маленькая карточка, в которой говорится, чтобы я заглянула в шкаф. Я открываю шкаф и непроизвольно ахаю. Настоящий китайский стиль. Не дешевые вещи, купленные в Гонконге, в которых ходят официантки, имея выпиющие разрезы, открывающие весь путь до промежности, именно то, что я носила в клубе, но самая мягкая, самая красивая, пепельно-белая китайская шелковая парча. Я провожу медленно пальцами по маленьким голубым цветам. Моей бабушке бы очень понравилось. Я оборачиваюсь к Джеку, стоящему в дверях.
— Это очень, очень красиво, — шепчу я. Я так тронута его заботой, что у меня дрожит голос.
— Хорошо. Ты можешь это одеть сегодня вечером.
— Спасибо.
Его глаза темнеют.
— Поблагодаришь меня потом.
* * *
— Ты прекрасно выглядишь, — говорит он поздно вечером.
— Также, как и ты, — отвечаю я ему.
И он действительно выглядит потрясающе, мне хочется его просто съесть. Он одет в черный костюм идеально подогнанный, который полностью демонстрирует его физическую комплекцию, бледно-серую шелковую рубашку, почти прозрачную, и начищенные черные туфли. Я никогда не видела его в такой цветовой гамме.