- Условие такие! – Объявил он радостно, словно возвещал о рождении первенца. Стреляемся до победного конца. Свидетели – мои парни. Гарантия – моё слово офицера. Выигрываю я – отпускаю ваших баб к чёртовой матери. Вы остаётесь в живых – уходите к дьяволу на все четыре стороны и вместе со своими тётками. Парни! Даёте слово, что не уроните честь экипажа Гюнта Дракона?! – Обратился он к подчинённым. – Те в разнобой, неохотно согласились. – Боцман Фольк в курсе всех дел. Бумаги в моей каюте, в сейфе. На Фарерах вас будут ждать британцы с тугой мошной. Им всё равно у кого покупать товар. Фольк, не забудь сказать покупателям, что это только первая половина товара. Вторая, мол, ещё будет. Это вам лишняя гарантия безопастности. Сами же делайте ноги в Аргентину. На Канарах, у дядюшки Винера пополните зпапасы и топливо. Он вам рад будет, особенно если вы его отблагодарите, как положено. Как будете в Байресе – выпейте рюмку, другую под Асадо из молодого бычка и помяните старину Гюнта. Ну, граф! Мой ход! – И Дракон, вставив в барабан револьвера два патрона, лихо крутанул его на рукаве чёрного кителя. Затем, продолжая беззаботно скалиться, воткнул чёрное, короткое дуло между кадыком и своим тяжелым подбородком. Щелчок – осечка. Гюнт не дрожащей рукой протянул револьвер мне. Я ничего не чувствовал. Мелькнула правда мысль-надежда, что Гюнт не врёт и отпустит женщин, как и обещал. Вообще-то, похоже на то. Дракон тщеславен и слов на ветер не бросает. Я нажал на спуск – пусто. Прус зевнул и принял у меня револьвер. Вновь ничего. Я протянул руку и в этот момент в дверь часто и нервно забарабанили. Боцман Фольк отодвинул клинкет и впустил тяжело дышащего парня с английским автоматом на шее.
- Герр командор, - едва переведя дыхание, заговорил он – наружный наблюдатель сообщает, что на траверзе внешних ворот базы встал на якорную стоянку английский эсминец. Томми спускают шлюпки…
Он не успел закончить фразу. В туннеле, снаружи, прямо напротив открытой двери склада сверкнули три красных вспышки, сопровождаемые грохотом пистолетных выстрелов. Затем раздался третий хлопок, самый громкий – это внутри склада взорвалась, только что тускло светившая под потолком электрическая лампочка. Последнее, что я увидел перед наступлением кромешной тьмы, это то, как боцман Фольк хватает Пруса за воротник кителя и грубо валит своего командора на пол. У входа в темноте послышалась глухая возня и шум, как будто кто-то крупный свалился на пол.
– Твою мать! – Это было явно русское ругательство, впрочем, уже знакомое большинству немцев. Как не странно, голос, его произнёсший, явно принадлежал мичману Урхо.
- Урхо, это ты? – Спросил я не слишком твёрдым голосом.
- Да я, я! Споткнулся в темноте о трупы, да и растянулся на полу. Колено вот зашиб. – Ответил командир диверсантов.
- А какого дьявола ты материшься по-русски? – Не совсем к месту полюбопытствовал я.
- Да, потому, что я русский, ядрёна кочерыжка! Мичман Балтийского флота Юрий Кяхере. В 18-ом году ушёл в Финляндию по льду после краха антибольшевистского кронштадтского восстания. Сообщи я тебе об этом раньше, вряд ли бы ты сильно обрадовался. – Заявил раздражённо Урхо. – Ты мне лучше скажи, Отто. Женщины здесь? Они живы?
- Вот только Ивана в качестве спасителя здесь как раз и не хватало. – Подумалось мне. Вслух же я ответил: До того момента, пока ты не начал палить в открытую дверь склада, были живы. Сейчас, как видишь, что-то молчат.
- Мы живы, только Анна, похоже, в обмороке. – Послышался из темноты слабый голос Йоры.
- Слава богу! – Произнесли мы в унисон с Юрием-Урхо. Правда, он по-русски, а я по-немецки.
У меня возникло твёрдое убеждение, что мы оба улыбаемся в темноте. Через короткую паузу я спросил:
- Ты теперь окончательно перешёл на русский? Смотри, Юрий, между нами может возникнуть непреодолимый языковой барьер.
- Да куда уж деваться от вас – чёртовых фрицев? – Проворчал в ответ мичман. - Придётся вернуться к общению по-немецки, а то твой норвежский уж больно коряв.
Я с трудом поднялся на ноги. Неподалёку зажёгся огонёк бензиновой зажигалки. Это Урхо пытался сориентироваться в незнакомом помещении.
- Да тут и лампочки есть. – Объявил он и принялся возиться на одном из стеллажей.