Unknown

В милях двухстах от побережья Кубы мы встретили одинокую яхту, явно переделанную из морского катера. Точно не помню её название, кажется, это было испанское женское имя. Приписана она была к Гаване и несла кубинский флаг на корме. В бинокль я увидел на палубе двух мужчин. Один, голый по пояс, смуглый и жилистый немолодой креол с седой шевелюрой, а второй белый, средних лет. Прямо Робинзон Крузо с малость постаревшим пятницей. Белый имел густую, тёмную с проседью бороду. Он поднял бинокль и посмотрел в нашу сторону, благо оба наших У-бота шли в надводном положении. Затем прошёлся по палубе, стало видно, что он заметно прихрамывает. Креол же, не обращая на нас никакого внимания, увлечённо занимался своим делом, усердно таскал из-за борта больших остроносых рыбин. Бородач встал к штурвалу, и яхта начала разворачиваться. В какой-то момент она накренилась бортом, и я увидел, что на её палубе полно крупных рыбьих туш. Я сглотнул слюну, как наяву, ощутив вкус свежей жареной рыбы и недолго думая, приказал следовать к этой посудине. Яхта попыталась оторваться от нас, но в этом естественно не преуспела. Мы подошли ближе, и я увидел, что креол для ловли рыбы использовал тонкий прочный трос со сложной системой грузил и поплавков. На этом тросе, как ветки на дереве крепились ещё более тонкие, но с крупными крючками полуметровые отростки. На крючках, вытаскиваемых из воды, белели куски наживки, Тем не менее, и пойманные на это хитрое устройство крупные рыбины, попадались тоже весьма часто.

Креол вблизи оказался не таким уж невозмутимым. Он нервно торопился закончить выборку снастей ещё до нашего появления на борту этой странной рыболовной яхты. Я взял рупор и на доступном мне испанском приказал экипажу этой посудины лечь в дрейф. Бородач благоразумно выполнил моё требование и застопорил двигатель. Мои ребята баграми подтянули яхту к нашему борту. Трое матросов, вооружённых автоматами перепрыгнули на её палубу, а затем наскоро пришвартовали деревянный борт к Чиндлеру. Вскоре подошёл Эрик на своей Летучке, видимо, не желая пропускать даровое развлечение. Наверное, ради шутки он привязался к свободному, левому борту кубинки, так, что эта экзотическая дамочка оказалась в железных объятьях двух закованных в доспехи германских вояк. Наши с Эриком экипажи, включая нас самих, были одеты в тропическую форму. На мой взгляд, светлые шорты и рубашки с короткими рукавами придавали немецкими морякам какой-то легкомысленный, курортный вид. Но это, наверное, с непривычки, ведь большую часть войны мы провели в северных широтах. Наше появление на палубе яхты явно не привело в восторг её экипаж. На моё приветствие: Буэнос диос, сеньоры! Бородатый отреагировал неприязненным поднятием бровей, а креол неуверенным кивком курчавой, с проседью головы. Я спросил у белого, используя свой небогатый испанский, не поделится ли он с нашими ребятами пойманной рыбой. Тот криво усмехнулся и на сносном немецком ответил, в том духе, мол, можно подумать, что у него есть выбор.

Я не стал изображать из себя невинного мирного путника и указал матросам на плетёные корзины у борта. Ребята не стали утруждаться, а приказали креолу наполнить их трепыхающейся ещё живой рыбой. Эрик, любопытствуя, бродил по яхте. Спустился вниз в каюту и через некоторое время поднялся обратно на палубу с парой толстых книг. Книги были на английском языке. Один из моих матросов, которого за длинный нос и кривоватые зубы ребята прозвали Ганс Красавчик, подошёл к креолу. Парня заинтересовал амулет на шее туземца. Вырезанные из тёмного дерева миниатюрные человеческие черепа, нанизанные на нитку, как бусы. Матрос, было, потянулся к ним рукой, но робкий прежде темнокожий вдруг резко отпрянул от него и одновременно толкнул парня в грудь. Тот не удержал равновесия и под хохот товарищей смачно шлёпнулся пятой точкой на покрытую рыбьей чешуей палубу. Ганс побагровел от злости, став таким же пунцовым, как и его неровно постриженные рыжие патлы. Он вскочил, и быстро передёрнув затвор автомата, направил его на креола. Его грубое с крупными чертами лицо, вмиг из бронзового стало серым. Стоявший ближе других Эрик успел среагировать мгновенно и ударил ногой снизу-вверх по стволу автомата. Автоматная очередь ушла в синее с белыми, перистыми мазками облаков карибское небо.

Эта короткая стычка всем нам испортила настроение. Когда мы собрались вместе с трофейной рыбой покинуть наших не слишком радушных хозяев, Шютцер отозвал меня в сторону и, покосившись на бородатого капитана яхты, сообщил:

- Знаешь, Отто, не нравится мне этот лохматый. Ох, не нравится. У него в каюте я нашёл довольно мощный передатчик. Я, разумеется, вывел его из строя, теперь эту машинку проще выбросить за борт, чем починить, но этот американец опасен. Ты ведь заметил, с каким акцентом он говорил по-немецки? Да, и взгляд у него не овечий, этот мужик матёрый, битый волчара.

- Так что ты предлагаешь? – уже заранее зная ответ, спросил я, чувствуя, как настроение моё падает, словно барометр перед штормом.