Умственные эпидемии

Я помню, как один преступник, начитавшийся Дарвина и давший его учению истолкование, которого, наверно, великий и честный английский ученый никак не предвидел, сказал при мне, обращаясь к председателю суда присяжных: "Я убил, убейте и вы меня. Я имел право совершить убийство, и вы также имеете его, я — побежденный, а вы — победители, не существует ни нравственности, ни социальных принципов. На свете есть только борьба за существование, причем успех всегда на стороне более сильного". Этот фанатик только преувеличил обычную точку зрения многих людей, не считающих ее ни постыдной, ни бесчестной.

Вот почему самой характерной чертой общественного духа конца нашего столетия является жажда приобретения, и если в каких-нибудь закоулках существуют еще одинокие поэты и бескорыстные любители искусства и науки, то любопытно видеть, с каким милым пренебрежением свет издевается над их наивностью и бедностью.

Почитайте газеты, прислушайтесь к разговорам в гостиных: тот художник велик, который получает большие деньги за свои картины; тот ученый гениален, для эксплуатации изобретения которого образуются акционерные компании; тот романист талантлив, книга которого выдерживает 50 изданий, даже если все ее содержание исчерпывается описанием клоак и отхожих мест.

На этой-то почве, как на навозной куче, зарождается самая изумительная литература. Разве мы не были еще недавно свидетелями появления книги, имевшей громкий успех, героем которой был десятилетний мальчуган, уже развращенный до глубины души. Этому предмету посвящено не менее 300 страниц. В другом романе того же пошиба изображена двадцатилетняя истеричная девушка, но не из тех, которых сажают в лечебницу, а салонная психопатка, удивляющая своего мужа своими познаниями в известной области, совсем, однако, не похожего на новичка по части эротического культа. Дай Бог, чтобы только Peut Bob и Paulette не стали героями романов XX века! Я все-таки предпочитаю им Купо с вечной семьей Ругон-Макаров.

Вот в какой среде проходит семейная жизнь. Какие материалы дает она нам для догадок о болезни, угрожающей нашим потомкам?

Основа семьи есть брак. Но разве существует в настоящее время другое социальное учреждение, которому бы угрожало столько опасностей? Если взглянуть на явления, происходящие в низших классах, то придется констатировать, что брак почти исчез в этой среде, по крайней мере в городах. Соответственно этому разрешается и вопрос о детях: социологи относят к числу обязанностей государства заботу о воспитании подрастающего поколения, т. е. возвращаются к древним законам Греции. Но и без этого вывода нетрудно заметить, что число незаконнорожденных детей постоянно возрастает. Впрочем, и это явление не может еще служить мерилом зла, так как большинство нелегальных сожитий не дает потомства. В буржуазном (среднем) классе свободных союзов не существует. Здесь брак еще сохраняет свою силу. Но в какой форме он практикуется? Взаимное влечение двух любящих и уважающих друг друга существ, желающих физически и нравственно слиться воедино, превратилось в такое редкое и исключительное явление, что многие даже отказываются ему верить. Приданое, надежды на наследство или карьеру — вот сок того лимона, кожа которого называется современным браком. Муж занимается лошадьми, а жена нарядами. Такие браки не длятся и двух лет, после чего наступает одна из двух развязок: или адюльтер, или развод.

Развод носит скандальный характер и неблаговиден, между тем как адюльтер есть ничто иное, как возврат к свободному сожитию низших городских классов. Его, как правило, хранят в тайне, и он остается или неизвестным, или безмолвно терпимым. Встречаясь очень часто, адюльтер превратился в модный вопрос. Отыщите французский роман или театральную пьесу, в которой речь не шла бы об адюльтере. Увы, поиски ваши окажутся бесплодными: авторы позаботились снабдить этой пикантной приправой все свои произведения.

В дворянской среде дела обстоят не лучше. Возможно, брачные союзы в этом кругу реже стремятся соединить два состояния, но здесь примешивается вопрос об имени и происхождении, которые тоже затемняют цель брака. И как часто появляется необходимость позолотить герб, померкший благодаря тунеядству ее носителя! При этом известно, какое презрение питает «аристократ» к своим новым союзникам. И не мудрено. Он инстинктивно чувствует, что путем таких необходимых для него, но, во всяком случае, позорно коммерческих союзов мало-помалу тонет в праздности, отупляется и вырождается могучее племя, образовавшееся благодаря целым векам подбора и пробуждавшееся из апатии в моменты великих бед, требовавших готовности к самопожертвованию, на которое буржуазный дух, вышедший из лавки, никогда не будет способен.