Умру вместе с тобой

– Девочки, сидите, не вставайте! – закричала учительница своим подопечным балеринам. – Не подходите к окнам!

– Ты смерти ищешь, сука? Я тебя спрашиваю? Ты смерти ищешь?! Ну-ка встать! Все к окнам!

– Оставайтесь на месте! – из последних сил прохрипел Романов. – Они не станут тебе живым щитом!

– Встать! – заорал человек в черном, оборачиваясь к детям в углу балетного класса и их учительнице. – Встать всем! Все на подоконник!

Но они не покинули своего убежища, потому что их учительница с выбитыми прикладом зубами отчаянно замахала руками – нет, нет!

И тогда человек в черном вскинул автомат и прошил ее очередью.

Ее пятилетний сын быстро вскочил на ноги, ринулся к ней.

Романов в этом миг не ощущал ничего: ни боли, ни близости смерти. Избитое тело вдруг стало послушным, гибким, гуттаперчевым. И в сильном броске он швырнул себя на человека в черном.

Сшиб его с ног, выбивая из рук автомат.

Как это удалось?

Но автомат отлетел к стене.

А человек в черном шмякнулся навзничь, но тут же упруго, как барс, вскочил сначала на корточки, потом встал, выпрямился, рванул на себе куртку, под которой был надет на футболку такой же пояс – жилет смертника, где ждала своего часа не взрывчатка, нет, но боевые гранаты.

Он выхватил одну, сорвал чеку и швырнул в сторону Романова.

Граната упала на пол и…

Раз, два, три…

Взрыва нет…

Раз, три, пять…

Взрыва нет…

Романов подхватил гранату без чеки. Человек в черном впился в него взглядом, оценивая.

Три, пять семь…

Возвращаю подарок!

В следующую секунду Романов подмял под себя пятилетнего ребенка, закрывая его своим телом, прижимая к полу…

Успел еще крикнуть девочкам-балеринам в углу:

– Бегите! Скорей!!!

Топот маленьких ног. Террорист не успел среагировать на убегающих детей: граната без чеки поразила его как камень из пращи, ударилась о другую гранату в кармане-гнезде пояса смертника.

Доли секунды…

Удивление на бородатом лице… Ужас в глазах и…

Топот маленьких ног уже по коридору. Прочь! Балетный класс опустел.

А пояс смертника взорвался!

Вопль!

Алый фонтан!

Пороховой дым…

Осколки гранаты впились в тело Романова. Такая боль…

Последним усилием он притиснул кричащего мальчика к полу балетного класса, свято веря, что умирает не зря. Что, если уже и не суждено ему быть в этой жизни отцом своего ребенка, тогда он послужит щитом, оградой, броней ребенку чужому.

В этот миг он не боялся смерти.

Абсолютно.

И может, поэтому Смерть не взяла его.

Это было в мае в Одинцове. На Николиной Горе.

Потом наступило лето. Самое обычное. Для некоторых. А для других – с госпиталями, реанимацией, операциями, операциями – на ногах, на позвоночнике… И снова с госпиталями, реабилитационными центрами. Волнениями, волнениями, волнениями, тщетными надеждами на грядущее счастье.

И вот пришел дождливый октябрь. И они снова встретились.

Мужчина по фамилии Романов.

И пятилетний мальчик Феликс.

Романов приехал в детский центр при отделе семьи и детей Одинцовского управления соцзащиты. Он все еще с трудом передвигался на костылях. Перебитые осколками ноги слушались плохо. Но он ходил.

Феликса привела в игровую комнату няня. Мальчик был худенький, большеглазый, похожий на эльфа. И бесконечно одинокий.

Романова сопровождала молодая воспитательница из кризисного центра помощи детям. Пока они медленно шли по коридору, она говорила без умолку, взирая на Романова на костылях с неподдельным восхищением и затаенной жалостью.

– Мальчик постоянно спрашивал о вас все эти месяцы. Чуть ли не каждый день. Эти игрушки, что вы прислали… Он выбрал одну, он с ней не расстается. Даже когда спать ложится, кладет рядом. А вы… я все репортажи тогда смотрела. И передачи о вас. Какой же вы молодец! Герой! Как вы себя чувствуете?

– Лучше. – Романов ковылял, опираясь на костыли.

– Ой да, я понимаю, нужно время… Вы обязательно поправитесь! А по телевизору говорили о вас в том шоу, где ваша жена отвечала на вопросы… У вас же пополнение в семье. Кто родился – мальчик, девочка?

– Девочка. – Романов на миг остановился. Потом продолжил путь.

– Как же это хорошо! – восклицала восторженная молодая воспитательница. – А Феликс, знаете, он… он постоянно о вас спрашивал. Ах да, я уже это вам говорила.

– Что с его родными? С усыновлением?

– Пока никаких новостей. Мне кажется, к сожалению, их и не будет. Как мы выяснили, у мальчика никого нет, кроме тетки. Это старшая сестра его покойной матери.

– А отец?

– Никаких сведений. Мы искали. Но та фамилия, что записана у него в свидетельстве о рождении… ну, вы сами понимаете, когда нет отца, то… Он рос без отца. А его тетя… Она тоже бывшая балерина, как и его мать. Но там более сложный случай. Она после кордебалета так и не смогла найти себя. Пенсия в тридцать восемь лет – сами понимаете, что это для балерин. Там такая ситуация – алкоголь… увы… она пьет с тех пор, как ушла из театра. И у нее четырнадцатилетняя дочка. Им жить вдвоем особо не на что. Куда уж еще ребенка брать на усыновление. В общем-то, она не горит желанием взять Феликса.

В игровой комнате Феликс сидел на маленьком стуле, подвинутом к дивану. Нянечка усадила его туда. Романов медленно подошел к мальчику.