Умри в одиночку

Тем более – осудить его, Бекмурзу Бисолатова, человека в селе не последнего. Не каждый сможет магазин открыть и содержать в такое трудное время, не каждый в состоянии стать преуспевающим человеком, когда другие без автомата мало на что способны, а автомат не всегда удаётся с собой носить, да и применить его можно не всегда. Трудно людям… А вот он сумел дело завести и чувствовал, что это вызвало какое-то отчуждение со стороны тех, кто раньше считал себя ровней с ним. Тут есть, конечно, некоторые тонкости, которых избежать невозможно. Но их понимать требуется не только Бекмурзе, но и другим. В его магазин они приходят, и Аминат записывает покупку в тетрадь, потому что расплатиться людям часто бывает нечем. Таких тетрадей уже несколько исписано. Расплачиваются, конечно, но это потом, когда деньги появляются. У чеченцев не принято не отдавать долги. По крайней мере, это своих сельчан касается. Это обязательно… Но брать товары под запись – это же тоже для многих унизительно. И потому эти многие от Бекмурзы отворачиваются. Они не понимают, что запись – это контроль не только за теми, кто покупает, это контроль за собой, за всем магазином, за прохождением товара, и без записи нельзя никак. Если бы один кто-то так покупал, ещё ладно бы, ещё можно было бы просто дать товар и запомнить. Но когда большинство покупателей неплатёжеспособны, тетрадь нужна обязательно. Иначе просто знать не будешь, что у тебя на полках осталось, а что привезти требуется. Но недоброжелателей эта тетрадь породить может и порождает. Не потому, что кто-то не желает долг отдавать. Такого, слава Аллаху, Бекмурзе ещё не встретилось. А просто – кто-то из зависти, что Бекмурза в гору пошёл, а большинство, приняв тетрадь за унижение. Горцы – народ гордый, унижений не терпят. И потому не стесняются говорить порой то, о чём лучше промолчать. И в лицо говорят. Уже бывало, что дело чуть до драки не доходило. Но в этих случаях Аминат вступала в разговор. Если с Бекмурзой кто-то из бывших товарищей и подрался бы, то с Аминат сцепиться желающих не находилось. Она со своими ста пятьюдесятью килограммами веса одним ударом любого мужчину в селе на пару часов угомонит.

Но сейчас и Аминат тоже волновалась, как и Бекмурза. Только он своё волнение скрывал, как мужчина, а она не стеснялась – женщине не обязательно мужским достоинством блистать, хотя чеченские женщины способны, когда требуется, мужской характер проявить, и федералы это знают лучше других.

Когда машина у ворот остановилась, Аминат первая к стеклу прильнула – окно из спальни, где свет уже погашен, поэтому с улицы никого не видно. Но к двери ни он, ни она не спешили. Ждали, что как-то ситуация прояснится. Свои, сельские машины в это время не ездят, да и вообще по селу обычно пешком ходят, а за руль садятся только тогда, когда требуется съездить на большое расстояние. Но не в это время суток. В это время суток ждут обычно только другие машины, из тех, что стоят в другом конце села, – машины «краповых».

Залаяли собаки. Две мелкие дворняги, работающие дворовыми звонками. На шум двигателя они не лаяли, не лаяли обычно и на прохожих. Значит, слышат, как кто-то к калитке подошёл и остановился. Может быть, речь человеческую услышали.

– Может, спросить что-то про Алхазура хотят? – Бекмурза своим предположением уже показал, какая машина может к воротам подъехать.

– А чего не звонят? – спросила Аминат. – Ты говорил, что номер им оставил…

– Кто их знает…

– Может, тебе лучше огородом уйти? – предположила жена. – А то увезут, и ищи тебя потом… Не ты первый…

Машина у ворот просигналила трижды. «Краповые», наверное, позвонили бы в калитку. А ещё вернее, стали бы колотить в неё прикладами, кулаками и каблуками. И даже не в калитку, а почему-то в ворота, как они обычно делают.

– Кто же это? – пожал плечами Бекмурза.

Собаки стали лаять активнее. Им стали вторить собаки в других дворах. Голоса у всех разные, но чаще басовитые, самые популярные здесь собаки – кавказские овчарки и кавказские волкодавы.

– Я выйду… – сказала Аминат. – Ты на кухню иди… Если что, сразу в огород и через забор… Свет включить не вздумай…

– Не дурак…

Из кухонного окна тоже видно калитку, хотя и под острым углом, но подстраховаться можно. А дверь, ведущая в огород, открывается без шума и скрипа. Там с крыльца спрыгнул, бегом два десятка шагов и через невысокий забор в кусты… Ищи ветра в поле…

Бекмурза тёплую суконную куртку надел. В карман нож сунул – какое-никакое, а оружие и сгодиться может. Аминат набросила на плечи халат, не забыла платок на голову повязать, чтобы без платка перед чужими мужчинами себя не показывать, и вышла. Ступени крыльца тяжело скрипели в ночи под её весомыми шагами.

Разговаривала она недолго. Быстро раскрыла калитку, и во двор вошли двое мужчин. Негустая тень от безлистного по времени года дерева падала на ворота и калитку, и Бекмурза не сразу понял, кто пожаловал. И только через минуту узнал брата, которого ждал только завтра с рейсовым автобусом.