Умри со мной

Каким-то образом Том умудрился ни разу не промахнуться. Как ему удалось? Неужели она так для него понятна, прозрачна или настолько типична, похожа на всех остальных женщин ее возраста и биографии? Или он всего лишь ткнул наудачу, а угодил в самое больное? Или… пообщался с кем-то, кто хорошо ее знает? Кэролин вздрогнула. Она чувствовала: Том подбирается все ближе, круги вокруг нее сужаются. Он играет с ней, забавляется, но посмеет ли действительно явиться, в реальной жизни? Может, попросить Корниша приставить к ней охрану? Или цель Тома — только напугать? Она не сомневалась, Том предугадывал, что заденет ее за живое, что именно такова и будет ее реакция. Может, упивался властью, воображая себе ее душевное состояние. Такие мысли приводили Кэролин в ярость, но она чувствовала полнейшее бессилие. Сколько бы она ни старалась бороться со своими чувствами, сколько ни пыталась возвести стену безразличия вокруг себя, все было бесполезно. Ублюдку были прекрасно известны ее болевые точки.

Чувствуя, что вот-вот расплачется, Кэролин подошла к двери, проверила, хорошо ли та закрыта, повернула ключ еще на один оборот. Рисковать она не желала. Упав в кресло, стала массировать виски, пока не стало больно, боль отвлекла ее от тяжелых мыслей. Она не позволит себе расплакаться, не допустит, чтобы заметили ее слабость. Но ей просто необходимо сейчас с кем-то поговорить, выплеснуть чувства, и есть только один человек, которому она может довериться. Кэролин сделала несколько глубоких вздохов, чтобы успокоиться, подняла трубку и настучала номер Кеннеди, надеясь, что голос ее не выдаст.

— Так значит, барахтаешься по уши в дерьме, Марк?

Лицо Кларка расползлось в нелепой ухмылке, он явно упивался тем, что Тарталья явился к нему за советом.

— Очень мило, что ты за меня переживаешь. Знаешь же, я никогда не искал легких путей.

— Да уж, — тяжело вздохнул Кларк, — ты у нас разборчивый. И в лучшие времена таким был.

Тарталья пристроился рядом с кроватью Кларка на маленьком жестком стуле, который ему пришлось притащить из холла: сидячих мест для посетителей в палате предусмотрено не было. Кларк лежал на спине, из капельницы в вену медленно сочилось какое-то лекарство — болеутоляющее, предположил Тарталья; ноги шефа все еще были закованы в громоздкий защитный каркас. В окружении множества визиток, цветов и корзинок с фруктами, нетронутых, так и запакованных в целлофан, Кларк, — учитывая его состояние, конечно, — пребывал в распрекрасном настроении. Еще недавно Кларк был большим, могучим мужчиной, а теперь здорово похудел, чуть ли не усох, и постарел лет, по крайней мере, на десять. Тарталья понадеялся, что потрясение от увиденного не слишком отчетливо читается у него на лице.

Под простыней, рядом с Кларком, приткнулся большущий пушистый розовый медведь, на прикрепленной к шелковому банту карточке было написано: «Милый Трэвор, я тебя люблю». Странное зрелище: Кларк и игрушка. Это было бы ужасно смешно, когда бы не было так грустно, иначе Тарталья не удержался бы и сделал фото на мобильник, чтобы показать всей команде.

Кларка перевели из отдельной палаты в общую, где стояло четыре кровати, одна из которых, правда, пустовала; место Кларка было в дальней нише, у окна. Тарталья подумал было, может, задернуть вокруг кровати занавески для создания хотя бы видимости уединения? Впрочем, больной на соседней койке был не в счет: он громко храпел, а второй лежал в наушниках — сосредоточенно слушал радио, так что особого смысла в занавесках не было.

— Так как, Трэвор? Поделись своим драгоценным мнением, — попросил Тарталья через минуту.

Кларк молча уставился в потолок и притворился, будто усиленно соображает. Но Тарталью трудно было обмануть: пока он в мельчайших подробностях пересказывал детали расследования, он прекрасно видел, как загорелись глаза у Кларка. Обычно шеф соображал с ходу, редко когда надолго задумывался. У него обычно случались вспышки интуиции или озарения. Все поражались точности его выводов. Можно было немедленно бросаться в погоню за преступником. А тут лежит, даже бровью не шевельнет, в кровати, наслаждается, что держит Тарталью в напряжении. Да, кое-что не меняется никогда.

— Знаешь, мне бы очень хотелось, чтобы они установили тут ширму. Осточертел мне этот вид из окна, — произнес Кларк с трудом, речь его была невнятна, и говорил он гораздо медленнее, чем до аварии; раньше слова вылетали у него изо рта как из пулемета. Тарталья подумал, что, может, все-таки зря он пришел сюда, не надо было будоражить Кларка своими проблемами.

— Удивительно, как это Салли-Энн еще не соорудила ширму. Она для тебя готова в лепешку расшибиться.

Кларк чуть улыбнулся:

— Да. Везучий я сукин сын, верно? Получил от судьбы гораздо больше, чем заслуживаю. И ты кончай мотаться. Найди себе такую же хорошую женщину, как моя.

— Слушай, Трэвор, хорош дурака валять. Говори, что думаешь.

Кларк, медленно повернув голову, взглянул на него:

— В смысле — про Кэролин Стил?

— Хватит дразнить меня. Я же тебя знаю как облупленного. Давай выкладывай!