Умрешь, если не сделаешь

– С тех пор как я вступила в ряды полиции, сержант, мне кажется, что есть два вида копов. Одни выбрали эту работу, чтобы попытаться изменить мир, другим же просто нравится носить форму и чувствовать власть. К какой категории относишься ты?

– Не поверишь – все-таки к первой. Когда-то я вправду хотел изменить мир. Давным-давно верил в людскую добропорядочность.

– А теперь?

– Если копнуть поглубже, можно кое-что найти. Моя прекрасная Белла была самым порядочным человеком в мире.

– Не сомневаюсь. Я очень тебе сочувствую.

– Спасибо.

– Может, стоит копнуть глубже в местное сообщество албанцев? А то твое мнение о них основывается лишь на предрассудках, а не на реальной ситуации.

– Ты слышала Дервиши. Будь его сын похищен, он не обратился бы в полицию. В этом вся проблема: они сводят счеты по-своему, жестоко и зачастую публично. Нам албанцы не доверяют.

– Они не доверяют властям вообще, а не только полиции Сассекса. У себя на родине албанцы были воспитаны совсем иначе. Многие годы они жили под давлением коммунистической партии в жестоком полицейском государстве, которым управлял тиран Энвер Ходжа. Если не ошибаюсь, этот монстр однажды с гордостью провозгласил Албанию первым в мире атеистическим государством. Несколько запуганных продажными чиновниками поколений жили в страхе перед властями. Эти люди не в силах принять тот факт, что есть приличные стражи порядка, ведь верить своим полицейским они никогда не могли. Наша задача – изменить их отношение к нам.

– Ваши чувства достойны восхищения, юная леди.

– Норман, – весело откликнулась Вельвета, однако серьезным тоном добавила: – Только давай без снисходительности. Понял?

Он поднял вверх ладони – «сдаюсь». Какое-то время ехали молча. Мимо пронеслась патрульная машина с проблесковыми маячками и сиреной. В обратном направлении с громким ревом поехала «Скорая». Из баров и клубов, пошатываясь, выходили нетрезвые девушки и пьяные парни; другие стояли в длинных очередях, чтобы попасть внутрь. На улице дрались. Полицейские испытывали на себе всё – заигрывания, плевки, шумные ссоры. Обычная субботняя ночь в Брайтоне.

Оказавшись в лабиринте улочек более спокойного района, Поттинг стал поглядывать на стрелку навигатора, ведущую их вдоль парка. Он сдерживал уже третий зевок.

– Пора в кроватку? – усмехнулась Вельвета, когда Норман повернул направо и двинулся вверх по крутому уклону. – Старичку надо вздремнуть?

– Я вам знаете, что скажу, мадам…

Норман замолчал на полуслове, когда Уайльд назвала вслух номер дома, мелькнувшего слева:

– Тридцать семь.

Поттинг сбросил скорость.

– Тридцать пять. – И затем: – Тридцать три.

Как только машина остановилась, Вельвета достала фонарик из держателя в нише для ног и направила яркий луч света на модный, но куда более скромного вида дом, чем у семейства Дервиши. Особняк тридцатых годов был отделан под эпоху Тюдоров – этот стиль пользовался популярностью во всем городе. У дома стоял автомобиль «Киа» темного цвета. Время шло к полуночи, и внутри, казалось, было совсем темно.

Выйдя из машины, Поттинг и Уайльд направились по подъездной дорожке к парадной двери. Вельвета держала в руке фонарик, однако перед входом вдруг зажглись ослепляющие сенсорные лампы. Из-под ног выскочило какое-то мелкое животное – слишком шустрое и маленькое, чтобы можно было разглядеть, – и нырнуло в кусты.

В двери имелось два небольших круглых окна и глазок. Норман Поттинг нажал на звонок. Никакого звука не последовало. Он подержал кнопку дольше – снова безрезультатно. Тогда коллеги переглянулись, и Поттинг громко постучал в дверь, как и следует полицейскому. Потом еще раз.

Засветилось занавешенное окно, включили лампу ближе к выходу. Щелкнул замок, приоткрылась дверь, звякнув цепочкой.

– Да? – осторожно поинтересовался мужской голос.

– Детектив-сержант Поттинг и детектив-констебль Уайльд, отдел по расследованию особо тяжких преступлений, – объявил Норман. – Простите, что беспокоим в столь поздний час, но нам нужно поговорить с Александером Дервиши. Как я понимаю, он сегодня ночует у вас?

– С каким-каким Александером?

– Дервиши, сэр.

Дверь закрылась, хозяин снял цепочку и открыл вход шире. Седоватый мужчина лет шестидесяти, взлохмаченный и сонный, недоумевающе смотрел на полицейских. На нем была полосатая пижама и тапочки.

– Делвиши, говорите? – хмурясь, переспросил он.

– Александер Дервиши. Нам сообщили, что он остался на ночь в этом доме, сэр. Можно узнать, как вас зовут и кто здесь живет?

– Меня зовут Эндрю Гриффин, я живу со своей супругой Джилл. Прошу прощения, но я не знаю никакого Дервиши. Наверное, у вас неправильный адрес. И никто, кроме нас с женой, здесь не ночует – наша дочь Ребекка уехала на выходные, она уже взрослая.

Мужчина явно говорил правду. Поттинг извинился, посетовав, что с адресом и вправду вышла путаница.

– Либо Дервиши дал нам неверную информацию, либо сын сообщил ему не тот адрес, – обратился Норман к Вельвет, возвращаясь к машине. – Намеренно или случайно – вот в чем вопрос.