Умопомрачение

И? Чего молчите? — нетерпеливо переспросил Бранимир друзей.

Не пустят меня, — покачал головой Рилинд. — Но, я спрошу.

Спроси обязательно! — попросил Бранимир, а потом повернулся к Власте. — А ты? Придёшь?

Если пустят, — кивнула Власта. — Сейчас узнаю.

Все трое разбежались к своим родителям, которые стояли не вместе, но в пределах видимости детей. Рилинду, конечно же, не разрешили, вновь напомнив мальчику, что Новый год — семейный праздник. Власте же ответили, что их семья сама ожидает прихода гостей. И не просто гостей, а родственников, которых давно не видели, и которые хотят лично вручить Власте подарки.

Меня не пустили, — грустно произнёс Рилинд, вернувшись к Бранимиру.

Меня тоже, — добавила Власта.

Бранимир уже хотел предложить Власте использовать на её родителях её способность отдавать приказы, которые невозможно не выполнить, но его рассудительность одержала верх над детской непосредственностью, чем он разительно отличался от своих друзей.

Ну, ладно, — вздохнул он. — Тогда, давайте встретимся на улице на следующий день. Кто первый выйдет — заходит за остальными. Да?

Власта и Рилинд одновременно кивнули.

Вернувшись домой, Ерта накормила сына и мужа, и занялась приготовлением праздничных блюд на вечер. Рилинд уселся за чтение книги, ему очень хотелось так же хорошо читать, как Бранимир. А Мерджим, видя, что Рилинд увлечён чтением и нисколько не обращает внимание на то, чем заняты его родители, отправился на кухню, и откуда вскоре стали доноситься сдержанное хихиканье и шёпот. Рилинд поднял глаза от книги и прислушался. Слов было не разобрать, но было совершенно понятно, что папа и мама счастливы друг с другом. Рилинд улыбнулся и снова уткнулся в книгу. Между тем Ерта шутливо-возмущённо тихо говорила мужу о том, что сын может войти на кухню в любой момент, и тогда Мерджиму придётся лично объяснять, почему он пристаёт к маме. Кое-как, смеясь, они вернулись к подготовке к вечернему застолью.

В шесть часов вечера стали дозваниваться до дедушек и бабушек в Приштину, чтобы обменяться поздравлениями. Рилинд радостно делился впечатлениями о ёлке, друзьях и парке аттракционов. Проговорили все по очереди часа полтора.

Гостей в этой вечер семья Ругова не ждала. Как-то так само собой сложилось, что Новый год они встречали только своей семьёй. Дверной звонок выключался заранее, чтобы семье не докучали праздничные ходоки, иногда гуляющие в подвыпившем состоянии от одних знакомых к другим и навязчиво рассыпающиеся поздравлениями, требуя поднять бокал за удачу в будущем году. Когда пробило полночь и наступил Новый год, были распечатаны подарки, потом объятия и поцелуи с пожеланиями хорошего нового года.

«Что-то он принесёт?» — озабоченно подумал Мерджим, обнимая сына и глядя на жену. В её глазах он прочитал тот же немой вопрос.

Новый 1989 год ничего хорошего не принёс. Для Рилинда оказался даже непростым. То и дело вспыхивали драки в школе на межнациональной почве, школьники сколачивали группы и враждовали. Учителя, директор больше не могли полностью контролировать ситуацию. То и дело в школе появлялись милиционеры. Югославию сотрясали новые многолюдные митинги. В республиках Югославии основывались новые политические партии, публиковались и озвучивались политические программы новых партий для привлечения сторонников на будущих первых многопартийных выборах. Проводились забастовки. В Автономном крае Косово и Метохии пришлось объявить чрезвычайное положение. Проводились аресты общественных и политических деятелей, сеющих раздор внутри страны, подначивая людей совершать акты неподчинения органам власти. В конце марта, согласно новой конституции, была отменена автономия югославских краёв Косово и Метохии и Воеводина. Всё больше слышалось сепаратистских призывов в республиках, провозглашались собственные конституции, не согласованные с федеральными властями. В ответ на запрет сербам проводить протестную демонстрацию в Словении, а также в Хорватии, Сербия начала экономическую блокаду Словении. А в самом конце года было принято решение прекратить поставки электроэнергии жителям Хорватии. Министр иностранных дел Италии назвал хорватов и словенцев экстремистами, которых не примут в Единую Европу вне Югославии. Привычный мир полетел ко всем чертям, люди совершенно потеряли уверенность в завтрашнем дне. «Да, предыдущий год был гораздо лучше!» — часто думал девятилетний Рилинд с сожалением. Он уже многое понимал и подмечал, в такой обстановке дети взрослеют быстро. Ему, как и другим албанцам, тоже иногда доставалось в школе от ребят постарше, поэтому он хоть и учился хорошо, но в школу ходил с опаской. Родителям он говорил о произошедшем только тогда, когда скрыть было невозможно, понимая безысходность ситуации. Ерта и Мерджим ходили в школу, требуя разобраться и наказать виновных. Им обещали это сделать, но ситуация в корне не менялась, и через какое-то время Рилинд нарывался либо на другую группу хулиганов, либо на ту, с которой уже имел дело. Школьные годы Рилинда стремительно отравлялись злостью и страхом.