Сандовал. Еретичка. Я давал ей шанс. Ей достаточно было заговорить, отречься. Не жалейте о ней. Это женщина такая колючая, что голыми руками вам ее не взять.
Сервантес. Дульсинея.
Сандовал. Вернемся к отцу: вы утверждаете, что не заметили тогда его безумия?
Сервантес
Сандовал. Но позднее вы же стали свидетелем проявления этих признаков.
Сервантес. Позднее — да.
Сандовал. Мы пришли к общему мнению. Но позже это когда?
Сервантес. А она, действительно…?
Сандовал. Осуждена? Да. Тем не менее, костра еще можно избежать.
Сервантес. Я ничего не хочу об этом знать.
Сандовал. Как вам будет угодно. Но все-таки: что означает позже?
Сервантес. Был эпизод, связанный с книгами.
Сандовал. В то время вы все еще жили у него в доме?
Декорация 4: парадная зала в доме Тасита де Ангелеса. Мигель с перевязанным плечом читает книгу. Входит Дульсинея.
Дульсинея. Амадис Гальский. Любимец моего брата Иисуса.
Сервантес. Рыцарский роман?
Дульсинея. Вся жизнь героя — поиски.
Сервантес. Столь богатая библиотека в столь скромном, поверьте, я не хочу вас обидеть, жилище…
Дульсинея. Отец мой любит книги. Так же, как людей.
Сервантес. И как вас?
Дульсинея. Книги не предадут. Книги не солгут. Я — тоже.
Сервантес. Неужели и впрямь никогда не солгут?
Дульсинея. Не солгут. Возможно, спрячутся за маску, но ненадолго. Книга всегда говорит правду.
Сервантес. Правду о своем авторе?
Дульсинея. Чаще — о своем читателе.
Сервантес. А я не верю книгам. Но верю живым существам.
Дульсинея. Живые существа обусловлены своим временем.
Сервантес. Кроме вашего брата, который в нынешнее время читает старье, дорогое разве что сердцу наших прадедов.
Дульсинея. То, что для одних — старье, для других — бесценное сокровище. Идите-ка сюда.
Дульсинея. Достаньте сверху вон тот требник.
Мигель. Зачем?
Дульсинея. Делайте, что вам говорят. Возьмите его.
Мигель. Что это?
Дульсинея. Книги, которые прячутся за другими книгами. Старье, как вы говорите, и в то же время — сокровище. Отец мой собрал их во время своих путешествий.
Мигель (
Дульсинея. На неизвестных языках.
Мигель. Еретические книги.
Дульсинея. Нет. Просто книги.
Мигель. Скажите лучше: факелы для костра холокоста.
Дульсинея. Нет, просто книги, Мигель. Просто книги. Ни ангельские, ни сатанинские. Просто бумага с написанными словами. Подобно поцелуям, книги — носители желания. Поцелуи не могут быть сатанинскими, Мигель.
Декорация 3: камера пыток. Иисус снова подвешен за руки. Присутствуют Телло, Тюремщик и Секретарь суда.
Телло. Не сатанист! В самом деле? А книги?
Иисус. Ни о каких книгах мне ничего не известно.
Телло. Двадцать три?
Иисус. Двадцать три.
Телло. Число двадцать три — сакральное?
Иисус. А вы как скажете, сеньор?
Телло. А число шестьсот тринадцать?
Иисус. Чем оно хуже числа двадцать три?
Телло. Число четырнадцать?
Иисус. Тут уж по-другому и быть не может.
Телло. Как ты полагаешь, Иисус, я выбрал эти числа случайно?
Иисус. Не думаю, сеньор.
Телло. А почему?
Иисус. Случай подобных мест избегает.
Телло. Веришь ты в двадцать три, шестьсот тринадцать и четырнадцать?
Иисус. Почему бы мне в них и не верить?
Телло. Отметь, секретарь. «Почему бы мне в них и не верить?». Пиши, пиши: арестованный не был объектом сурового наказания в момент произнесения этих слов. Вы оба — свидетели, слышали своими ушами. Записывай: арестованный признался, что верит в Мишну и ее Тринадцать Принципов, в Книгу заповедей Сефер Ха Мицвот и шестьсот тринадцать заповедей Торы, а также в четырнадцать книг Мишне Торы. Подчеркни, что этот человек — иудаист и пособник каббалистов.
Иисус. Я никакого отношения не имею к тому, о чем вы говорите. Ни малейшего.
Телло. «Почему бы мне в них не верить?», Иисус. И почему бы в этом не признаться? Не хочешь обрести покой в сердце своем? И в душе своей?
Иисус. Хочу.