Умолкнет навсегда

Санчо. Благочестиво поклонялись Святой Троице, Магдалене и ее благословенному сыну, а также черной Богоматери, поскольку оба были родом из Куэнки.

Мигель. И откуда ты все это знаешь?

Санчо. Слышал, как они говорили. Видел, что они делали.

Мигель. Больше ничего?

Санчо. А чего еще? Если католик молится, как католик, божится, как католик, то никем другим, кроме как католиком, он и быть не может. Разве не так?

Мигель. Не знаю, Санчо.

Санчо. Вы согласны?

Мигель достает свою шпагу и приставляет острие к горлу Санчо.

Мигель. Всё, хватит. На колени!

Санчо. Ну вот, теперь и вы туда же, молодой хозяин?

Мигель. Теперь падай ниц, как делают магометане.

Санчо. Для чего это?

Мигель. Для того, чтобы я сохранил тебе жизнь.

Санчо простирается ниц.

Мигель. Теперь произнеси имя Магомета.

Санчо. Магомет! Магомет!

Мигель. Скажи, Магомет истинный пророк?

Санчо. Лично я верую в Иисуса и Матерь Нашу Церковь.

Мигель. Кто спрашивает тебя, во что ты веришь? Просто скажи, что Магомет — истинный пророк.

Санчо. Ежели того требует ваша шпага, я, скажу, скажу. Магомет — истинный пророк.

Мигель убирает шпагу в ножны.

Мигель. А теперь, Санчо, ты все еще остаешься правоверным католиком?

Санчо. Если у вашей шпаги нет возражений.

Мигель. Какие уж тут возражения. Ты — настоящий католик, который молится, как мавр, и божится, как мавр. Ты согласен?

Санчо. Но вы заставили меня силой!

Мигель. Ладно, давай повторим: какой, говоришь, веры были твои родители, мир праху их?

Санчо. Мир праху их, молодой хозяин, не знаю.

Марсела. Глупая игра, дон Мигель.

Покровительственным жестом Марсела предлагает Санчо следовать за ней. Мигель Остается один. Затемнение.

Сцена 1.18

Декорация 2: гостиная в Мадриде.

Телло де Сандовал. Согласен с вами, путаница была изрядная, но все же не настолько катастрофическая, чтобы католики не могли признать своих друг в друге.

М. де Сервантес. Мне знакомы популярные поговорки: «Свой свояка видит издалека».

Телло де Сандовал. Совершенно верно.

М. Де Сервантес. «У страха глаза велики».

Телло де Сандовал. Вне всякого сомнения.

М. де Сервантес. «Чистую душу не собьешь с пути истинного».

Телло де Сандовал. Вот именно.

М. де Сервантес. Но как же быть с нечистой кровью, сеньор Инквизитор? Чем следует омыть ее, чтобы очистить?

Телло де Сандовал. Кровью, дон Мигель. Кровью.

Сцена 1.19

Декорация 4: парадная зала в доме Тасита де Ангелеса. Поздняя ночь. Мигель и Санчо дремлют. Входит Дульсинея, неся том Маймонида.

Дульсинея. Сознание вернулось к нему.

Мигель. Он понимает, что случилось?

Дульсинея. Смерть атакует укрепления, воздвигнутые разумом. Пламя, унесшее брата моего Иисуса, уже прожгло в них брешь. Но смерть требует еще и еще.

Мигель. Он вам доверил книгу.

Дульсинея. Он ничего не знает. Я ее у него забрала. Дом наш слишком небезопасен.

Дульсинея направляется к входной двери.

Мигель. Куда вы ее уносите?

Дульсинея. Сама не знаю.

Санчо. Надо отнести к крестьянину! Он не донесет.

Дульсинея. Верно. К крестьянину. Его никто не заподозрит.

Мигель. Я провожу вас.

Санчо. А я подожду здесь. На случай, если…

Дульсинея. Ну, уж нет. Я ценю ваше благородство, дон Мигель, но два человека и одна еврейская книга — это уже почти синагога. Останьтесь здесь. Храните наш секрет.

Она уходит. Через какое-то время входит Тасит.

Тасит. Что с книгой?

Мигель. С какой книгой?

Тасит. Дон Мигель, среди нас, в этой комнате есть человек, разум которого нетверд, он почти идиот. И несколько мгновений назад я полагал, что человек этот — я.

Мигель. Книга в надежном месте.

Тасит. Она ее унесла?

Мигель. Дон Тасит…

Тасит. Чума на вас, дон Мигель! Я-то думал, что моя дочь занимает какое-то место в вашем сердце.

Мигель. Она его и занимает, будьте уверены, дон Тасит.

Тасит. Какой абсурд! В своем слепом неведении вы куда опаснее любого разбойника!

Мигель. Так она сама мне повелела…

Тасит. Во мраке самой черной ночи! Во мраке смерти женщина решает броситься в пламя костра, а вы как галантный кавалер еще и придерживаете ей дверь!

Мигель. Какое пламя?