Умножители времени (СИ)

густо разросся вокруг всего озера, чему Яков Вилимович был рад. С листьев

папоротника в апреле-мае Агриппа и многие другие алхимики рекомендовали

собирать росу - важнейший элемент в Великом Делании. И Священное писание

сказует: "Да благословит Господь землю его вожделенными дарами неба,

росою...". И на картинах средневековых алхимиков буквально изображена

процедура сбора росы в чаши. Яков вспомнил цитату из одной старинной

книги: "Наша роса, наша материя - это небесное, семенное, чистое, волнующее,

девственное, космическое". Сначала он собирал росу сам, а теперь Франц

утром собирает множество склянок с жидкостью, сливает, а под вечер

расставляет их обратно.

- Франц! - окликнул садовника Брюс, - Собирать росу для меня больше

не нужно.

Он встал из кресла и пошел вдоль главной аллеи. Теперь он размышлял о

Елизавете Петровне, дочери Петра Первый. Он полагал заранее ещё при

восшествии на престол Екатерины, что начинания Петра Алексеевича

Державнейшего пойдут прахом. Екатерина и опиралась-то на старую

петровскую гвардию: А.Д. Меншиков, П.А. Толстой, П.И. Ягужинский и

Феофан Прокопович. Но что она ведала? Предавалась празднествам слишком, а

Алексашка с Петром Вторым, совсем юнцом, заигрывать стал, дочь свою

Марию "подкладывать". По этой же дорожке прошёл князь А.Г. Долгоруков со

своей Катенькой. Ну и докатились. Сначала Меншикова с семьей в Сибирь,

32

потом и других, всю компанию интриганов. Ладно хоть за Глинки, которые

купил у Долгорукова сразу деньги сполна отдал. Не хотелось бы умирать

должником. Но и дождаться воцарения своей любимицы, умницы и красавицы

Елизаветы, не судьба, видать. Что ж, во всяком случае, он-то, Яков Вилимович,

вовремя подал в отставку. Не хотел участвовать в политической игре. Да и

возраст не тот, силы не те, а, главное, хозяева России не те. Вот наградила

Екатерина "фельдмаршалом" и... забыла. И все забыли. И Слава Богу!

Можно ли считать позицию этакую отступничеством? Вряд ли. Да,

человек он мягкого, вернее, спокойного нрава. Ни честолюбием излишним, ни

завистью, ни жадностью не обременен. Кроме того, он - лютеранин, на рожон,

как русские, лезть не любил! А убеждения свои отстаивал бесстрашно. И

воевал геройски. Главное - не воровал! Алексашка Меншиков недолюбливал.

Взаимно. Он, светлейший, хоть и дразнился, показывая длинный нос Якова

Вилимовича, побаивался: вдруг порчу какую наведёт.

Чинами и званиями батюшкой-самодержцем Петром Брюс обижен не

был. После Полтавы орден Андрея Первозванного был пожалован. Большая

честь! Главный Орден России, и он, шотландец Брюс, награду сию один из

первых получил. После Северной войны был титулован в графское

достоинство. Хотел ему император даже чин тайного советника дать, но Яков

кое-как вежливо отказался. Не любил он совещания-заседания, подписи под

"политесными" бумагами ставить. И так ведь сенатором прослужил, да и

дипломатом немного. Если честно, заседания Сената, бывало, прогуливал. То

раздвоение себе учинял, то глаза отводил. И подпись его на бумагах

"нечистых" не осталась. Бывает, гневается государь: "почто не подписал?". А

он: "Да вот она". А потом и исчезает подпись-то! Но Президентом Берг -

коллегии исправно прослужил. Нравилось инженерные, горнорудные,

металлоплавильные дела обустраивать. Он - слуга государева дела, а не холуй

царский!

33

Уйдя в отставку, Яков Вилимович заскучал. Он - человек, кипящий

энергией. Но бесстрастный, в отличие от любимого Петра Алексеевича.

Поселился он, переехав из Петербурга в Москву, с Марфушкой в Немецкой

слободе, в старом своём доме. Да не обустроишь в городском доме ни

лабораторию, ни обсерваторию. А без них никак. Но повезло: сенатор

Долгоруков продавал свое подмосковное имение в Глинках. Ха, из

воспитателей Петра Второй в тести к нему наметил! Яков Вилимович

скорейшим образом оформил сделку купли-продажи. Усадьба-то близко, в

сорока двух верстах от Москвы. Хоть барский дом и хозпостройки все пришли

в негодность, энергичного Брюса сие обстоятельство не смущало. Он все

перестроил по-своему, на современный лад, в европейском стиле. И главный

усадебный дом, и парк. Ему не нужны архитекторы, ему нужны покой и

секретность.

Надо сказать, что подобная по замыслу и стилю, но небольшого размера

дача у него уже была. Близ Финского залива. Теперь он построил усадьбу,

достойную фельдмаршала... И ученого-оккультиста, с сетью подземных ходов,

тянущихся аж до озера.

Ах, жена, ах, Марфуша... не уберег, не смог помочь... Брюс был в эти

дни, когда Марфа Андреевна заболела и вдруг скончалась, на Финской даче. На

этой даче он много лет тайно хранил забальзамированные особым образом, по

его методике, тела двух любимых дочек, умерших в детстве. Но умерших для

всех, в обыденном смысле, а для него, алхимика Брюса, уснувших до времени.

Он уже нашел, нашел у тех же Авиценны, Парацельса и других гениев

медицины древности и средневековья новый, надежнее прежнего рецепт

оживления, но не был уверен. Не был уверен, так как и прежний метод, и новый

были разработаны и опробованы (и им тоже!) на собаках и людях, хоть и

старых, совершенно одряхлевших, но живых. А тогда, в апреле одна тысяча