Читаем Умм, или Исида среди Неспасенных полностью

Семейка Азисов. Она говорит, ей с ними хорошо, но я-то знаю: по-настоящему счастлива она была только в Спейдтуэйте. Они ей задурили голову, настроили против меня, подучили сказать, что она хочет быть поближе к ним. А я, видите ли, должен платить. Они, конечно, немного помогают, и твоя родня тоже, но львиную долю плачу я, самолично. Нашли себе денежный мешок. Твердят про обязательства, про кровные узы, а сами хотят, чтобы она была у них под боком, и ей на мозги капают, вот и добились, что она к ним переехала. Где же справедливость? Нет справедливости, Исида. – Он стиснул мою руку. – Хорошая девочка. Ты была бы примерной дочерью своим бедным родителям. Зачем я только пошел на поводу у твоего брата – сам не знаю. Он, как тебе известно, распоряжается финансами, но правильно ли я поступаю, когда тебя увожу? Как трудно поступать по совести. Я пытаюсь, но что из этого получается, не знаю. Ты уж прости меня, Исида. Я человек слабый. И хотел бы стать сильным, да никак. А кто сильный? Вам, женщинам, этого не понять. В чем сила-то? Я что хочу сказать…

Свесив голову мне на грудь, он зарыдал, и через пару минут я почувствовала, что моя рубашка неумолимо промокает насквозь.

За окном мелькали деревья. Поезд укачивал своих пассажиров. Деревья картинно расступались, как зеленый занавес, открывая взору небольшую лощину с извилистой узкой речкой. Откуда-то снизу серой тучкой выпорхнула стая птиц, которая дружно взмыла в воздух и растворилась среди ветвей. Зеленое пятно рощицы уже осталось позади. Я подняла голову и стала разглядывать слоистые кремовые облака.

– Куда увезли Жобелию, дядя Мо? – как бы между прочим спросила я.

Мо всхлипнул, громко продул нос, и все его туловище затряслось мелкой дрожью.

– Мне не следует… Эх, какого?… Тебе не положено…

– Все же хотелось бы знать, дядя Мо. Вдруг я смогу чем-то помочь.

– В Слейнашир, – только и сказал он.

– Где это?

– В Ланка… в Ланаркшире. Есть там убогий городишко… в Ланаркшире, – закончил он.

Это еще куда ни шло. Я опасалась, что он назовет какое-нибудь захолустье на Гебридских островах, а то и на полуострове Индостан.

– Страсть как хочется ей написать, – прошептала я. – Скажи адресок.

– А-а… Это… как его… лом… гном… Ага! Глоумингс! Вот. Точно. Глоумингс. Дом престарелых в деревне Глоумингс. Уишоу Роуд, Мочтай, Ланкашир, Ланаркшир, – выдал он.

На всякий случай я заставила его повторить название города.

– Неподалеку от Глазго, – уточнил он. – За городской чертой. Рукой подать. Чертова дыра. Ох, прости, сорвалось. Нечего тебе там делать… Убожество… Ты напиши. Ей будет приятно. Может, и повидаться захочет. Но не ручаюсь. Она нас не жалует… Родного сына – и то… Ну да ладно. Кто знает? Никому не дано знать, Исида. Никому… не дано… знать. Все это грезы. Просто… грезы. Опасные… грезы. – Издав долгий, рыдающий вздох, он подвинулся ко мне еще теснее.

Я его обняла. Он, казалось, совсем усох.

Потом я с осторожностью положила руку ему на макушку, будто накрыла драгоценную чашу. Смежила веки. Отдалась мерному, торопливому ритму вагонных колес, и, когда тряска стала для меня неподвижностью, а стальной лязг – молчанием, я сосредоточилась и стала дожидаться тех ощущений, с которыми просыпался мой Дар.

Вскоре у меня зазвенело в ушах, зачесалась ладонь, и я превратилась в переходник, фильтр, сердечник, в единый механизм. Ко мне устремились дядюшкины терзания, печали, разбитые мечты, необъятный, темный, леденящий страх, гнетущая пустота – все это перетекало в меня, совершало круговорот, очищалось и обеззараживалось, набиралось от меня животворных сил и возвращалось к нему через мою ладонь, как бальзам, приготовленный из яда, как положительный заряд, возникший из отрицательного, чтобы дать ему покой, надежду, веру.

Открыв глаза, я размяла руку.

Рощи за окном сменились полями, а потом и домишками.

Некоторое время я разглядывала эти жилища. Дядя Мо, прильнувший ко мне как младенец, теперь дышал легко и свободно.

Проводник объявил следующую остановку: Ньюкасл-на-Тайне. Дядя Мо не шелохнулся. Я задумчиво изучила свою руку – ту, которая прикоснулась к его мыслям.

– Ах, дядюшка, – выдохнула я, – прости, если сможешь.

Кое-что прикинув в уме, я удостоверилась, что на меня никто не смотрит, и слегка отстранилась. Потом испросила у Бога прощения и, чувствуя себя мошенницей и удачливой хищницей в одном лице, не без содрогания вытащила у дяди Мо бумажник.

Там обнаружилось восемьдесят фунтов. Я отсчитала для себя половину, но при этом вернула зажатую сдачу, на которую, между прочим, дядя Мо, не заподозрив ничего дурного, сам дал мне добро. Банкноты перекочевали ко мне, бумажник вернулся во внутренний карман шикарного пиджака, а я после недолгих колебаний выудила из другого кармана мобильник. Дядюшка что-то забормотал, но не проснулся. Я торопливо нацарапала на салфетке несколько слов и сунула ее под дно стакана.

В записке говорилось:

Перейти на страницу:

Все книги серии Интеллектуальный бестселлер

Книжный вор
Книжный вор

Январь 1939 года. Германия. Страна, затаившая дыхание. Никогда еще у смерти не было столько работы. А будет еще больше.Мать везет девятилетнюю Лизель Мемингер и ее младшего брата к приемным родителям под Мюнхен, потому что их отца больше нет — его унесло дыханием чужого и странного слова «коммунист», и в глазах матери девочка видит страх перед такой же судьбой. В дороге смерть навещает мальчика и впервые замечает Лизель.Так девочка оказывается на Химмельштрассе — Небесной улице. Кто бы ни придумал это название, у него имелось здоровое чувство юмора. Не то чтобы там была сущая преисподняя. Нет. Но и никак не рай.«Книжный вор» — недлинная история, в которой, среди прочего, говорится: об одной девочке; о разных словах; об аккордеонисте; о разных фанатичных немцах; о еврейском драчуне; и о множестве краж. Это книга о силе слов и способности книг вскармливать душу.Иллюстрации Труди Уайт.

Маркус Зузак

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза

Похожие книги