Умм, или Исида среди Неспасенных

– Силы небесные! – пробормотала я, отрываясь от долгожданного завтрака. – Выходит, при желании Создатель использует деяния Непросвещенных, чтобы направить руку Провидения? Впрочем, не нам об этом судить. – Пожав плечами, я вернулась к копченому лососю, омлету и блинчикам с сиропом.

Мы сидели с бабушкой Иоландой в ее номере «люкс» на последнем этаже сибаритски-роскошного отеля, устроенного в бывшем родовом замке на холме, откуда город виднелся как на ладони. Я только что приняла душ, закуталась в белоснежный махровый халат, вышла из ванной комнаты, отделанной мрамором и красным деревом, и уселась на пол в гостиной, прислонившись к нарядному, обтянутому цветочным шелком дивану. Иоланда слегка обсушила мне волосы и обмотала голову полотенцем наподобие тюрбана. Передо мной на кофейном столике красовался огромный серебряный поднос с яствами. Я прихлебывала кофе и за обе щеки уминала лосося, любуясь городским пейзажем Бата, открывавшимся из высоких окон сквозь раздвинутые драпировки зеленых бархатных штор. С ощущением чистоты, свежести и безнравственной пахучести я предавалась недопустимым излишествам, постепенно набивая живот. Думаю, наблюдательный читатель уже сделал для себя вывод, что моя бабушка по материнской линии никогда не придерживалась наиболее аскетических канонов нашей веры и едва ли когда-нибудь изменит своим взглядам, даже если увидит власяницу – как она произносит – «от Гут-чи».

Среди всей этой роскоши я, надо признаться, вначале чувствовала себя не в своей тарелке, но потом сочла, что это как-никак компенсирует ночь, проведенную под открытым небом, и следующую ночь, проведенную в камере, не говоря уже о полицейском произволе.

Иоланда прилетела в Глазго совсем недавно – в прошлую пятницу: взяла напрокат машину и, перед тем как ехать дальше, в Глениглз, помчалась в Верхне-Пасхальное Закланье. Там ей сказали, что я сейчас в Лондоне, в гостях у брата Зебедия; она недолго думая рванула в Эдинбург, оттуда прилетела в Хитроу, прямо в аэропорту опять взяла напрокат машину, но, не зная, как найти наше пристанище, схватила такси и приехала по имевшемуся у нее адресу в Килберн, где узнала от Зеба, что я отправилась в Даджен-Магну. Вчера она села на поезд Лондон-Бат и в очередной раз взяла машину («Называется "скорпион" или как-то так – в общем, паук и есть паук. Почему у вас не найти нормальную машину? Мне сказали – большая, а оказалось, консервная банка…») – и понеслась в Даджен-Магну.

Теперь я проклинала себя, что не оставила Зебу точное название места; тот внутренний заслон, который не позволил мне упомянуть оздоровительный центр при загородном клубе Клиссолда, явно развился вследствие порчи, загрязнившей меня среди Неспасенных. Как бы то ни было, Иоланда, не найдя в Даджен-Магне следов моего пребывания, вернулась в отель, чтобы обдумать дальнейшие ходы, – и тут увидела в выпуске местных новостей эпизод моего беспричинного задержания, после чего убила целую ночь и раннее утро, чтобы выяснить, где именно я нахожусь, и нанять адвокатов для устрашения полицейских.

Отпустив адвокатов, которых она обругала последними словами за отказ принять к оплате карту «Америкэн экспресс», Иоланда на бешеной скорости помчала меня из Бристоля в Бат, а по пути рассказала про свое житье-бытье. Центральное место в ее рассказах занимали две темы: мойщик бассейнов из Лос-Анджелеса по имени Джеральд, прекрасно сложенный молодой человек, а также борьба не на жизнь, а на смерть с каким-то агентством, которое составляет списки желающих совершить сплав на плотах по реке Колорадо, с преодолением Большого каньона. Узнав, что в Соединенных Штатах существует очередь, рассчитанная на пять лет, бабушка сочла это если не гнусным криминалом, то по меньшей мере предательством великой Американской Мечты, за которое виновных повесить мало («Нет, ты мне скажи, там что, коммунисты засели?»). Только после того, как на меня были вылиты все подробности, Иоланда наконец сосредоточилась на рассказе о событиях последних дней, нещадно критикуя местные органы управления и многочисленные организационные недочеты, с которыми ей пришлось столкнуться во время розысков («Тут даже правый… то есть левый поворот невозможно сделать по красному!.. Я сегодня утром повернула, так проклятые адвокаты меня чуть не убили! Что у вас делается, ребята?»).

Слушая бабушкины тирады, я проверяла вещевой мешок, чтобы удостовериться, все ли на месте. («Сунули нос даже в мои снадобья!» – простонала я. «Отлично! Засудим этих подлецов!» – воскликнула Иоланда, до упора выворачивая руль на очередном авантюрном обгоне.)

– Выходит, ты торопишься, бабуля? – спросила я, подбирая при помощи блина остатки сиропа, разлившегося по тарелке.

– Деточка, – хрипло сказала Иоланда, положив отягощенную драгоценными камнями и металлами руку на мое бело-махровое плечо, – никогда не называй меня «бабулей».

– Ох, прости, бабушка. – Вздернув подбородок, я усмехнулась снизу вверх.

Это у нас почти ритуал – повторяется при каждой встрече. Я вернулась к блинам и сиропу.