Краем глаза я видела, что Топек по-прежнему сверлит меня взглядом. Меня бы не удивило, если бы он встал с места и ушел, но он повернулся лицом к экрану и придвинул поближе стул.
– Bay, – хохотнул он. – Дзен, типа!
Прошел час. Топек божился, что не пропускает ни строчки, однако все время заканчивал полосу одновременно со мной, но у меня-то есть навыки скорочтения. В мои планы входило покончить с сентябрьскими номерами 1948 года до закрытия библиотеки, поэтому оставалось только верить ему на слово. Впрочем, по прошествии первого часа Топек стал мурлыкать, присвистывать и цокать языком, губами и зубами.
Не иначе как это изображало джаз.
Второй час близился к концу.
Я изо всех сил старалась не отвлекаться, но время от времени мысленно возвращалась к событиям прошлой ночи, к будничному рассказу Жобелии о тех способностях, которые раньше мнились чудесами, подвластными лишь мне одной, – благословенный недуг, непостижимые заговоры хворей, – а теперь, как выяснилось, были унаследованы мною от прародительниц по женской линии, включая саму двоюродную бабку. Проливало ли это свет на мои ощущения, сопровождающие любое предвидение? Трудно сказать. Мои видения теперь укладывались в определенную схему, но загадка все равно не находила решения.
Если Богу было угодно именно таким способом вершить Свои чудеса, что из этого следует? Я не могла отделаться от мысли, что Сальвадор прав по меньшей мере в одном: нам не дано постичь Божий промысел. Мы можем лишь всеми силами стремиться к постижению, не прикрываясь невежеством и не переоценивая пределы нашего знания. Вот я и подталкивала себя к решению нынешней задачи, чтобы раскопать в прошлом ключ к настоящему.
И раскопала.
В газете «Глазго курьер» за 30 сентября 1948 года. Хорошо, что я сидела; приступ головокружения, вызванный наследственным прозрением, так и не стал для меня привычным, хотя в последние дни накатывал с удручающей частотой. Сначала у меня поплыло перед глазами, но я терпеливо ждала, когда это пройдет.
Я продолжила чтение, ни слова не сказав Топеку, который тоже читал свою полосу, а может, только делал вид.
Сегодня силами муниципальной и военной полиции начат розыск рядового Морэя Блэка, 28 лет, проходящего воинскую службу в стрелковом батальоне думбартонширского полка. Блэк будет допрошен в связи с ночным инцидентом, имевшим место в казармах Речхилла, г. Глазго. Сообщается, что в ночь понедельника там было совершено нападение на младшего офицера финансовой части с последующим хищением денежных средств. Известно, что у рядового Блэка (рост 185 см, вес 71 кг, цвет волос каштановый) имеются родственные связи в окрестностях Гоувэна…
Слова плясали перед глазами. Пришлось еще раз прерваться.
…мать-одиночка, работающая на ткацкой фабрике г. Пейсли… воспитанием занималась бабка, последовательница харизматической секты «Братья Гримсби»… входил в уличную банду… предположительно, занимался рэкетом в годы войны… призван на военную службу…
– Дочитал! – объявил Топек.
Я с улыбкой развернулась к нему, удивляясь, почему он не слышит, как у меня колотится сердце.
– Отлично. – Я убрала фиш в каталожный ящичек. – Сделай одолжение, Топек, узнай у библиотекаря, нельзя ли выпить стакан воды или чаю прямо здесь, за столом, чтобы не терять времени. Ужасно пересохло в горле…
– Момент! – Топек подскочил, как на пружине.
Проводив его взглядом, я достала все тот же фиш и сделала несколько распечаток. Потом быстро просмотрела другие газеты. В них публиковались аналогичные сведения, но «Курьер» приводил больше подробностей: его корреспондент взял эксклюзивное интервью у бабки рядового Блэка. Я подошла к соседней полке и достала ящичек с газетами за октябрь.
В субботу, второго числа, «Курьер» вкратце сообщил, что рядовой Блэк все еще находится в розыске, а подвергшийся нападению офицер, госпитализированный с сотрясением мозга, пошел на поправку.