Умирать подано

– Слушай, Настюх, ты откуда узнала, что я мент? Мы с Ильюхой вроде не рапортовались.

– Случайно. У тебя удостоверение из брюк выпало, когда ты их на стул вешал. Я посмотрела и назад положила.

– Спасибо, однако, – Плахов в душе перекрестился.

– А что, Илья тоже?.. Ну, мент?

– Он теперь не просто мент, он теперь сердитый больной мент. Догадываешься, почему? И между прочим, очень хотел бы встретиться с твоей подружкой.

Они пропустили грузовик, перешли дорогу и зашли в арку.

– С Тамарой? Она мне вообще-то не подруга. Так, в «Отвертке» познакомились недели две назад. Илью наградила? Я не знала, что она того.

– А ты-то не того? Я-то могу чувствовать себя спокойно? Или так, относительно?

– Можешь.

Игорь второй раз перекрестился в душе.

Они заметили скамейку-качели и приземлились на нее.

«А девочка совсем ничего, – отметил Плахов, – реснички подведет, так и совсем королева. „Мисс Новоблудск“. Как же я тогда не разглядел…»

Насте было где-то двадцать три, может, больше. Внешность не отличалась приторностью журнальных красавиц, но что-то притягательное в ней, несомненно, имелось. Хотя красоту каждый понимает по-своему. Есть, правда, общий секрет, делающий неотразимой практически любую женщину: масло «Рама» – на волосы, и никакой перхоти в критические дни.

Настя достала сигарету.

– Я, Игорь, посоветоваться хотела…

– Понимаю, дала в долг, а теперь не возвращают? В смысле денег.

Все обращения в милицию за советами сводились в основном к одной и той же долговой теме в разных вариациях.

– Нет, что ты. У меня в милиции знакомых, кроме тебя, нет, и обратиться больше не к кому. Хорошо вот тебя встретила. Ты ведь в уголовке?

– В «ксиве» написано именно это.

– И еще, Игорь, я тебе сейчас попробую все объяснить, ты только не считай меня идиоткой, ладно?

Плахов пожал плечами.

– Ну, если тебя не преследует маньяк, КГБ. ассирийская мафия и прочие страшилки… Ты давай рассказывай о проблеме, потом вместе решим, идиотка ты или нет.

– А ты никому?..

– О Господи…

Настя затянулась, стряхнула пепел.

– У меня есть родная сестра. Вероника, помнишь, я рассказывала?

Игорь не помнил, но кивнул.

– Помню, редкое имя.

– Мама любила поэтические имена – Анастасия, Вероника.

– Любила?

– Да, она умерла. Давно.

– А батя?

– Батя – бухарик конченый. Жалко его, конечно, отец все-таки. Инженером когда-то был хорошим.

– С ним живешь? – По оперской привычке Игорь на ходу задавал уточняющие вопросы.

– Да, у нас квартира в Кирпичиках. «Кирпичиками» назывался относительно новый район города, где первые дома строились из красного кирпича.

– Вероника постарше меня, ей сейчас двадцать пять. Очень красивая девчонка. Она раньше медсестрой работала в городской больнице, потом ушла… Сам понимаешь, за двести тонн туберкулезникам утки разносить – удовольствие ниже среднего. Потом как-то все не устроиться было, с мужиком своим она разошлась, он шизик какой-то, короче…

– Вляпалась?

– Пока нет, но все к тому идет. Она на иглу залезла, понимаешь? Я уже просто не знаю, что делать. Ей постоянно «бабки» нужны, а я ведь тоже не могу ее на шею сажать, мне, в конце концов, свою жизнь надо устраивать.

– По «Отверткам»?

– Ты, между прочим, там тоже был.

Игорь промолчал. Верно ведь…

– А я деньги не печатаю, на рынке кручусь, собачий корм да кетчуп продаю.

Настя докурила сигарету, сделала паузу, собираясь с мыслями.

– Давно она на игле? – спросил Плахов.

– Точно не знаю. Я месяца два назад случай» ее хлам нашла – шприцы, склянки, жгут. Раньше тоже видела ее дурной, под дозой, но Верка лишь отмахивалась – не бойся, мол, баловста это, захочу – завяжу. Ну и скатилась, как шарик под горку.

– Слушай, Настя, картинка знакома и банальна, поэтому ты от солнышка глазки-то не прячь. Если хочешь, чтобы я помог. С наркотой твоя сестричка связалась еще в больнице, верно?

– Кажется.

– Не кажется, а так оно и было. Согласен на туберкулезниках не проживешь. Лекарств толкала?

– Да.

– На чем и погорела, но связи остались. Приютили, не дали пропасть, в ямку упасть. Друзья познаются в еде. Так?

– Верно, в общем… – как бы стесняясь, оветила Настя.

– Ты не меньжуйся, дело житейское, можно сказать, привычное. На чем она? Сидит на чем?

– Я не знаю. Приносит откуда-то дрянь да колется в ванной.

– Ты именно из-за этого меня дернула?

– Нет, Игорь, не только… Я Верку все равно очень люблю, все-таки единственный родной человек. Батя не в счет, он про нас забыл бы давным-давно, если бы не жили вместе. Верка-то если честно, не постоянно у меня деньги брала, только когда совсем ломало, а так где-то сама подрабатывала. Позавчера рассказала где…

– Старушек в подъездах мочила?

– Игорь, я не знаю, что делать, понимаешь Я ей не сказала, что к тебе пошла. Мне кажется ты не такой, как все менты, не такой, как друг твой. Я поэтому и хочу тебе все рассказать. Ведь само собой ничего не рассосется.

– Само собой – нет, – подтвердил Плахов, которому слегка польстило, что он «не такой», хотя он и не мог понять, в чем именно. – Ну и где Вероника трудилась? Не бойся, хватать и сажать в камеру не буду.

Настя взяла новую сигарету.

– Много куришь. Прервись.