Умереть впервые

— Они ожидают массу знамений, явление младшей манифестации своей богини и многое другое. Но вернемся к этим адресам. Здесь два имени. Один из них мой соплеменник — он занимался экзотическими вещицами, наподобие этой. Сам знаешь, я магии не изготовляю. В общеупотребительном смысле.

Леглар кивнул.

— Второй — дарион. Тоже прекрасный ювелир и большой знаток истории. Съезди к ним, когда дождешься кого следует, и не пропусти Золотого Праздника.

— Надо же, — пробормотал Леглар, аккуратно сворачивая листок. — Совсем забыл, что у них Золотой именно в этом году.

— Возможно, я тоже там появлюсь. Ну а если нет, что ж — возьми, — и Нантор передал Леглару горсть почти черных, пустых шариков для килиана.

— Зачем это?

— Запишешь что сможешь. Сделай мне запись музыки.

— Хорошо. — Леглар ссыпал шарики в карман. Они встали и вновь поклонились друг другу.

— Кстати, почему ты уверен, что я дождусь кого следует?

— Интуиция, — ответил ольт и подмигнул.

Разговор действительно получился долгим.

Более того, Тамле придавала ему очертания ритуала, который Таилегу был не понятен.

Утро и день Тамле занималась какими-то своими делами. Единственный раз она позвала Таилега — присутствовать при упокоении останков стрелка. Более точного слова Таилег не смог придумать.

От их противника (надеюсь, что последнего, подумал юноша мрачно) осталось немного. Стрела, которую он пустил в потолок, вызвала небольшой обвал, и теперь недавний охотник лежал погребенным под почти двумя тоннами каменных глыб.

Таилегу не было его жаль ни в коей мере, но Тамле, производя тот же странный ритуал, что проводила недавно над телом его двойника, испытывала такую же скорбь. «Скорбь» — человеческое слово, но Таилег не знал правильной замены ему в языке Хансса. Чувство исходило от нее физически ощутимыми волнами, и Таилег неведомым ему путем испытывал его.

Следующие несколько часов он занимался описанием недавних событий, делая множество пометок в своем блокноте и надолго останавливаясь. Писательское ремесло давалось с трудом. Да еще с каким трудом! Тамле поблизости не было. …Она заварила чай, добавив в котелок крупицу мягко светящегося мха, и, выбрав камень, что немного возвышался над окружающим полом, устроила на нем импровизированный стол.

Таилег уселся напротив.

Они долго смотрели друг другу в глаза. Сначала Таилегу было немного смешно от той важности, с какой Тамле производила свои манипуляции, но когда он уселся примерно в ту же позу, странное чувство обостренности восприятия неожиданно проснулось в нем.

Он сделал глоток горячего напитка, но не почувствовал вкуса.

— Селир танасс, Таилег Адор, — услышал он чей-то голос, словно сквозь густой туман.

— Селир танасс, Арлиасс Адор, — ответили его губы.

— Путь богов длиннее пути всех смертных, и мне известны многие его изгибы. Слушай, Таилег, и задавай вопросы, я отвечу на любой из них…

Речь ее звучала словно журчание воды в чистом роднике, и Таилег перестал ощущать окружающий мир.

Он растворился в них обоих. Существовал только их разговор — вернее, монолог, поскольку, чтобы задавать вопросы, нужно хоть что-нибудь знать.

Никогда ранее Таилег не ощущал себя таким невеждой.

Леглар лежал на обширном диване в своем номере, глядя в пустой потолок и поигрывая пустым шариком килиана.

Нантор, несомненно, знал больше, чем сказал. Впрочем, и что с того? Ведь он сам пришел к своему старинному другу… правильно тот сказал — словно на исповедь. Или словно к базарному прорицателю, который всегда старается сказать то, что хочется услышать?

Что же ему хочется услышать? Чуткость к враждебным переменам, которую должен иметь любой уважающий себя вор, уже несколько дней будоражила его ум, но ни разу интуиция не подсказала ему, чего следует бояться.

Вот как то вино: если бы не решил проверять все подряд, не обнаружил бы… до поры до времени.

«Чего мне не хватает, — подумал он, — так это философии. Никто из современных философов не открыл, зачем нужен мир, и не научился предсказывать то, что нас ждет, но новые житейские истины мне бы сейчас не помешали. А я-то, дурак, перед Таилегом выставляю себя философом».

Вскоре усталость договорилась со стаканчиком красного, что Леглар опрокинул у себя в номере, и итогом договоренности был сон. Лучшее лекарство для смертных.

…Дымка в сознании то сгущалась, то таяла. Огромная череда образов, времен и эпох проходила мимо Таилега, и он начал осознавать главное: людям ничего не известно об истории.

Их собственные войны за власть и насаждение древних, косных культов кажутся им вершиной цивилизации, а исчезновение всех тех, кто не разделяет их взглядов, вызывает только радость. Таилег испытал невероятной силы стыд, когда понял, как мелок тот мир, который выстроили для себя люди… и как мало они значат безо всех остальных.

Отзвучали слова Тамле, она умолкла, положив на камень между ними руки ладонями вверх. Какая-то искра вспыхнула в глубине сознания Таилега, но погасла. Время шло. Вопросы не появлялись.