Умельцы

Димка ушел, а я остался в обществе господина Строгова. Какое-то время мы молчали. О чем думал Игорь Васильевич, я не знаю. А я думал о том, что наша телефонная проверка, похоже, не оправдала надежд. Скоро Димка вернется и подтвердит: пустые телефоны. Действительно — принадлежат любовнице.

А еще я думал о том, какие мотивы руководят Строговым? Что на самом деле произошло двадцать третьего апреля? Почему он так упорно отмазывает второго участника инцидента?

— Что вы молчите? — спросил вдруг Строгов.

— Говорить, вообще-то, нужно вам, Игорь Василич. Я надеюсь на вашу откровенность и рассчитываю, что беседа будет конструктивной.

Конструктивной беседы у нас не получилось. Строгов был скован, но упорно придерживался своей версии. Той, которую он уже излагал для милиции: да, незначительный повод для конфликта между ним и Тищенко был — тот самый злополучный «фольксваген». Да, в воскресенье, двадцать третьего апреля, они собирались встретиться в офисе и окончательно закрыть тему. Плевая тема-то… Но Тищенко — человек с уголовным прошлым и бывает… э-э… неадекватен. Поэтому пришлось пригласить на встречу знакомого решительного парня. Для, так сказать, моральной поддержки. Не более того. Вы понимаете?.. Да, кивнул я, понимаю… Ну, вот! Видите! Кто же мог знать, что Тищенко, козел этакий, хранит в кабинете помповое ружье? И уж тем более: кто мог знать, что он попытается пустить его в ход? А Саша ружье отобрал… в процессе борьбы…. в общем — страшная трагедия! Вы меня понимаете?

— Нет, — сказал я. — Я, Игорь Васильевич, вас положительно не понимаю.

— Почему же?

— Потому что вы лжете, Игорь Васильевич.

Строгов слегка ослабил узел галстука. Держался он в общем и целом спокойно. Внешне спокойно. Однако внутреннее его напряжение я ощущал. И знал, как добиться, чтобы оно повышалось и, возможно, достигло критической массы…

— Позвольте. Даже у прокуратуры ко мне претензий нет, — возразил Строгов.

— На самом-то деле они есть, Игорь Василич. Просто следователь прокуратуры обязан исходить из презумпции невиновности, выслушивать вашу ложь и — если не может доказать обратное — считать ее истиной. Я не скован этими нормами и берусь вам доказать, что вы лжете. Это не будет, скорее всего, доказательствами в юридическом понимании, но на житейском уровне — вполне… Ну, не хотите рассказать правду?

— Я уже все сказал, — твердо ответил Строгов.

Я понял, что с ним придется помучиться. Ладно, так даже интересней.