Улыбнись мне, Артур Эдинброг

– И да станет сия сущность сосудом для сил ваших, сир, отныне и во веки веков, пока смерть её не разделит вас, – провозгласил он торжественно. – И да будете вы заботиться о сущности сей, и да будет она поддерживать вашу мощь, жизнь свою положив на благо ваше. Аймен!

– Аймен, – ответил ему другой голос, куда моложе.

– Вы готовы узреть своего фамильяра? Он уже в межпространстве, ждёт встречи с вами.

– Я готов.

– Узрите!

И тут же я ощутила, как в моё бытие возвращается гравитация – лучше бы свет, честное слово, – и полетела вниз, визжа и кувыркаясь, а потом шлёпнулась животом на холодный мраморный пол. Удар чуть не вышиб из меня дух, но я всё же нашла в себе силы кое-как перевернуться: тому изрядно способствовали разрозненные возгласы удивления и парочка криков гнева.

Я снова лежала в центре пентаграммы. Но на сей раз не у себя дома, а в огромном тёмном зале со сводчатым потолком. Идеальный образец пламенеющей готики. Любо-дорого посмотреть! Причём не церковь, что обычно первым приходит на ум, а библиотека: бесконечные шкафы из красного дерева, изящные лестницы, узкие витражные окна с изображениями ключей и свитков, низкие лаковые столы и кресла из потёртой кожи.

Но в них никто не сидел, нет. Никто не читал под светом зелёных ламп.

Все присутствующие, а их было немало, стояли вокруг меня толпой и, кажется, готовились дружно рухнуть в обморок.

– Это ещё что такое?! – выдохнул старик в мантии, находившийся ближе всех к пентаграмме.

Судя по всему, это его голос произносил прежде странную, будто свадебную, клятву.

– Вот и мне интересно, мастер Говерик. Потому что всё выглядит так, будто это – мой фамильяр, – напряжённо изрекли где-то у меня над затылком.

2. А жизнь вообще несправедлива

Я кое-как села и обернулась, чтобы увидеть говорившего.

Стоило мне сделать это, как огонь принялся расти вверх и вширь, пытаясь отсечь меня от окружающих. Одновременно с этим премудрый старец и ещё несколько особо трепетных личностей прянули в стороны, делая какие-то размашистые жесты руками – своеобразный аналог христианского креста.

А вот человек, заявивший, что я – его фамильяр, никуда не двинулся. Даже не шелохнулся, невозмутимо продолжая стоять прямо на полыхающей границе, тогда как остальные находились снаружи. Огонь жадно облизывал его со всех сторон, заключая в трепещущую алую рамку, но не причинял видимого вреда. Щурясь от света и обещая себе устроить истерику попозже, а пока – собрать максимум информации о происходящем, я разглядывала незнакомца. Он – меня.

Он был молод, лет двадцати пяти, наверное. Стоял, скрестив руки на груди, выдвинув одну ногу чуть вперёд и подозрительно прищурившись. Высокий. Подтянутый. Темноволосый и слегка растрёпанный, хотя мой глаз, намётанный на уход за собой, видел: парень честно пытался пригладить это безобразие разными лаками, но оно так же честно вырывалось наружу.

Он был одет в шерстяной костюм английского покроя: брюки, рубашка и жилетка с твидовым галстуком, спрятанным под неё. На груди юноши поблёскивал латунный значок в форме какого-то герба, который мне никак не удавалось толком рассмотреть из-за пляшущих вокруг языков пламени.

Возможно, он студент? Аспирант? Что-то ещё в этом духе? Всё вокруг атмосферой напоминало старый добрый Оксфорд.

– Ты не похожа на тигра, ммм? – сузил глаза незнакомец, постукивая круглым мыском ботинка по мраморным плитам.

Если старики боялись меня, то он, очевидно, пребывал в глубочайшей задумчивости из-за случившегося. Но на меня всё равно априори смотрел как на врага – видимо, на всякий случай. В целом в его манере двигаться и одеваться явно прослеживался сдержанный характер, сейчас обратившийся неприятной ледяной замкнутостью.

– Мой кот тоже не был похож на тигра, пока вы его не извратили, – тряхнув головой, в тон отозвалась я. Потом соскреблась с пола, мимоходом отметив, что никаких лингвистических проблем у нас с местными жителями не возникло.

Хотя стоило мне задуматься об этом, как меня защекотало странное и неуютное ощущение того, что на самом деле я говорю на каком-то совершенно ином языке, не соответствующем ни одному из земных наречий. Просто в моём мозгу появился фильтр – шустренький и трудолюбивый, переводящий всё так быстро, что я не успевала даже замечать его работу…

Между тем пламя поднялось ещё выше, но я уже определила для себя, что оно безвредно. Поэтому, прижав руку ко лбу, я шагнула вплотную к огненной стене, в противоположную сторону от парня, желая получше рассмотреть происходящее снаружи:

– Кто вы такие?

– Дерзновенная! – хором завопила стоящая снаружи толпа старикашек, отшатываясь ещё чуть дальше и «крестясь» ещё энергичнее.