Улыбка сорвиголовы

— Послушай, малыш, — продолжал Ланкастер, — я никого не собираюсь сердить. Слишком уж я миролюбивый. Будь я проклят, если мне нравится раздражать людей. Но я говорю, что ты подсобный рабочий, а раз я говорю, значит, так оно и есть.

— Хорошо, — мягко согласился Кадиган.

— Разве не твоя обязанность — колоть дрова и доить коров?

— Верно.

— Ну, если уж ты все это делаешь, то почему тебе не сбегать для меня к конюшне?

— Я не говорил, что не сбегаю.

— Ну, тогда поднимайся и дай увидеть тебя в действии, — умиротворенно проворчал Ланкастер. — Брезент справа за углом, под моим седлом. Ты узнаешь мое седло по серебряному украшению. Я хочу, чтобы ты принес сверток сюда и положил мне на койку.

Билл отвернулся и произнес последние слова через плечо, но когда сделал несколько шагов, то ощутил, что за его спиной что-то не так. Атмосфера в комнате словно накалилась. Все замерли, не закончив начатые действия. Один наполовину снял ботинок, другой держал в руках горевшую спичку, не поднося ее к кончику сигары, третий застыл, натягивая рубаху. Но замерли все и смотрели широко открытыми глазами. Ланкастер резко обернулся и увидел, что Кадиган не пошевелился.

Билл едва смог поверить в такое. Его лицо побагровело, и он одним прыжком добрался до постели Денни.

— Кадиган! — загремел Ланкастер.

— Да? — спокойно ответил тот.

— Ты слышал, что я тебе сказал?

— Да.

— Почему же ты не идешь?

Взгляд Кадигана сосредоточился на огромных сжатых кулаках противника. Он едва мог говорить, такое испытывал удовлетворение.

— Я думаю об этом.

Тут кто-то истерически хихикнул, как девушка. Хихиканье усилило гнев Ланкастера. Не важно, что произошло, но надо дать волю гневу, превратить его во что-то осязаемое, прежде чем покончить с этим делом.

— Вставай! — зарычал Билл.

Кадиган взглянул на него и увидел, что глаза Ланкастера стали глазами дикого зверя.

— Вставай! — задохнулся от злости Билл и, немного наклонившись, схватил Кадигана за плечо. Его пальцы впились в толстое тело Денни, углубляясь в него все больше, пока то, что на первый взгляд казалось просто дряблым жиром, не начало шевелиться, изгибаться и твердеть. Вдруг все мускулы плеча превратились в камень, и пальцы Ланкастера соскользнули с гладкой поверхности. Когда он обнаружил перед собой не просто жирного и беспомощного увальня, то гнев его только удвоился. Билл снова схватил Денни за плечо и оторвал его от койки. — Тебя следует обучить манерам! — заорал Ланкастер. — А я — главный учитель вежливости. Я преподам тебе урок, малыш, и ты не забудешь его до самой старости, я…

— Эй, Ланкастер! — окликнул его дрожавшим голосом Джед Маккай. — Не совершай ошибку. Этот малыш не боец.

Разъяренный Ланкастер повернулся к старику.

— Черт тебя подери с твоей добротой! — неистовствовал он. — Я не собираюсь возиться с мальчишкой слишком долго. Возможно, у меня останется время поучить и тебя. Понял?

Джед Маккай съежился в тени койки. В глубине души он клялся, что будь помоложе… но молодость далеко позади. Пришла слабость, неуклюжесть и старость. Почему никто другой из стоявших вокруг здоровых мужчин не остановит весь этот ужас? Но ковбои не шевелились, хотя лица у кое-кого и помрачнели. Слишком велика опасность. Речь шла о Билле Ланкастере, о его двух револьверах, в каждом барабане по шесть патронов.

Ланкастер отвернулся от своей жертвы. Кадиган стоя выглядел совсем не так, как лежа или сидя. Он был ровно на десять дюймов выше пяти футов и весил без одежды ровно сто девяносто фунтов. Этот вес никогда не изменялся. В жару и в холод, в праздности и при упорном тяжелом труде. Кадиган весил сто девяносто фунтов, но выглядел легче фунтов на двадцать потому, что лишняя масса скрадывалась округлостью грудной клетки. Однако Ланкастер сразу понял, что имеет дело с крепким парнем. Крепким, как свинец. Больше никто на ранчо Кэрби этого не заметил. Но Ланкастер отличался от других. Когда человек так часто встревает в драки, то сразу способен распознать бойца. Возможно, у Кадигана и отсутствовал воинственный пыл, но, определенно, он мог неплохо поработать на ринге. И Ланкастер, помня, как мякоть плеча затвердела в крепкий мускул, внезапно решил, что ему не следует рисковать в драке. Револьверы разрешат эту маленькую проблему.

Он отступил на полшага.

— Я скажу тебе, что сделаю, — прошипел Билл вне себя от гнева. — Ты извинишься, затем сбегаешь и принесешь брезент, и тогда я тебя прощу. Понял? — Денни прищурился. — Ты меня слышишь? — заорал Ланкастер. И тут до него донеслось, как испуганно вздохнули собравшиеся в комнате зрители.

Потому что Кадиган улыбался. В его душе и теле бушевал такой восторг, что он не мог его больше скрывать. Радость светилась в глазах. Она и заставила изогнуться уголки губ. Улыбаясь в лицо громиле, Денни мысленно чувствовал себя так, словно уже вступил в схватку.

— Боже праведный! — выдохнул Ланкастер и, отступив еще на полшага, потянулся за револьвером, висевшим на правом бедре.