Улыбка пересмешника

На его предложение идиот неожиданно отозвался: перевел глаза на Сеню и что-то неотчетливо промычал. Глаза у него были мутноватые, голубые, под безбровыми дугами, сильно выступавшими вперед.

— На, поешь.

Сеня в две секунды сделал ему такой же бутерброд, как и себе, и протянул, глядя на дурачка со смесью брезгливости, любопытства и жалости.

Тот, не раздумывая, выбросил вперед несоразмерно большую руку, схватил еду и, торопливо запихнув в рот, проглотил, будто и не жуя. Из угла рта потекла ниточка слюны, дурачок стер ее тыльной стороной ладони и снова улыбнулся — на этот раз не в пространство, а Сене.

Семен покачал головой, сделал еще один бутерброд и отвернулся. Через несколько секунд, когда он взглянул на дурачка, от бутерброда не осталось ни крошки, а мальчишка сосредоточенно водил пальцем по губам, словно раздумывая, укусить самого себя или не стоит.

Он был очень крупный, ростом почти со щуплого Сеню, но при этом вялый — опущенные плечи, слишком длинные руки, висевшие плетьми вдоль тела. Покосившись на него, Сенька все-таки забрался в шалаш, вытащил из сумки полотенце — Кручинин даже не проснулся от его возни — и вернулся к парнишке.

— Одежонку свою сымай, — приказал он вполголоса. — Давай, не стесняйся. Просушить тебя надо.

Идиот испуганно шарахнулся от него, и Сенька не стал связываться. «Все равно обратно поплывет, снова вымокнет». Он перекинул полотенце через ближайший сук и уселся на свое место, забрав с пенька нож, над которым работал.

Парень следил за ним будто зачарованный. Когда Сенька принялся колдовать над фигурой медведя, мальчишка даже язык высунул, и розовый кончик его шевелился между полуоткрытых губ, поблескивавших от слюны. Через некоторое время Алеша не вытерпел и подполз вплотную, весь перемазанный в иголках, земле, налипших на мокрую одежду и тело травинках…

— Кто ж тебя одного отпускает, а? — спросил Сеня. — А если бы ты в реке утонул? За тобой присмотр нужен, так ведь?

Идиот снова заулыбался во весь рот и согласно замычал, руками выделывая какие-то пассы, размахивая прямо перед Сенькиным лицом.

— Но, но! Ты поосторожнее!

От его окрика мальчишка тут же дернулся в сторону, закрыл голову руками и захныкал.

— Да ты чего? — искренне удивился Сеня. — Думал, бить тебя буду, что ли? Брось!

Идиот слабо возил ногами в земле, поднимая пыль.

— Сказал, хватит! — прикрикнул Семен, начиная раздражаться.

Наступило молчание, которое нарушилось сонным голосом из шалаша:

— Э-э, Сень! Ты меня, что ли?

Услышав новый голос, парнишка поднял голову, и на тупом лице его отразился страх. Он попятился и с неожиданным проворством исчез в тех же кустах малины, из которых появился. А секунду спустя из шалаша показалось распухшее спросонья лицо Кирилла Кручинина.

— Здорово! Ты сам с собой разговаривал, что ли? — Зевая, он выбрался наружу, остановился, потягиваясь.

— С тобой-то не поговоришь, — пожал плечами Семен, бросив взгляд в сторону кустов и убедившись, что дурачка не видно. — Всю рыбалку продрых.

— Плевать. Вечером порыбачим.

Кирилл плюхнулся рядом с приятелем, покосился на его работу.

— Как спалось-то? Что рано встал? Совесть мучает?

Он хохотнул — угукнул, как филин — и похлопал Семена по плечу.

— Мучает… иногда, — помолчав, сдержанно отозвался тот, не желая поддерживать шутливый тон. — А тебя нет?

— А с чего ей меня мучить? — искренне удивился Кирилл. — Я зла никому не делаю.

— Неужели? Да ты, Кирюха, святой!

— Я серьезно. Если бог меня таким создал, значит, я ему зачем-то нужен. И все, что делаю, ему нужно. А значит, это бог делает моими руками, не я. Все же в мире по его воле, верно?

— Ого, философию развел! Раньше тебя на умствования не тянуло…

— Повзрослел. — Кручинин пожал плечами, легко поднялся, и Семен со скрытой завистью посмотрел на него: сильное тренированное тело с широкими плечами, загорелое, покрытое светлыми волосками, золотящимися в свете солнца. Сам-то он вернулся из тюрьмы насквозь больным…

— Как Вика поживает? — помолчав, спросил Семен.

— Живет помаленьку.

Сеня подождал продолжения, но Кирилл явно был не намерен развивать тему. Он стоял боком, подставив лицо солнечным лучам и вдыхая густой сосновый воздух. Ноздри у него раздувались, как у коня.

— Ты ее того… не обижай, — сказал Семен Кручинину. — Она у тебя девчонка глупенькая, но хорошая, поверь мне. В огонь и в воду за тебя пойдет. А ты на нее лаешься.

— Брось.

— Я тебе правду говорю. Слышал, как ты с ней говорил, когда последний раз в гостях у вас был. Она на тебя не надышится, и другой бы на твоем месте такую красоту на руках носил.

— Ты сам, что ли, хочешь побыть на моем месте? — Кирилл обернулся к нему, недобро прищурился, насмешливо вздернул верхнюю губу, отчего стал похож то ли на волка, то ли на собаку, готовую укусить. — Так я не против. Пользуйся на здоровье. Мозги мне только не полощи, ясно?

— Да я тебе…

— Все, Сеня! Со своей бабой я уж как-нибудь сам разберусь. Без твоей помощи.

Кручинин снял с сука полотенце, незадолго до того брошенное на него Семеном, и направился по тропинке к реке.