Улыбка Мицара

— Антони, выключите, пожалуйста, экран. — Тарханов повернулся к астроботанику: — После всего случившегося вы решили тоже вернуться в первобытное состояние?

— Это был очень интересный эксперимент, — почему-то вздохнул Иван Васильевич. — Я шел сознательно, зная, что меня ожидает. Только поэтому я сейчас сижу перед вами. Адское давление на мозг. Временами мне хотелось выть от боли, И все-таки я не покинул бледно-зеленый дворец, пока достаточно не изучил его. Внутри, вы помните, он пустой, абсолютно пустой. Только бесшумно летают шары. Тысячи их роились над головой и все время держали ее в тисках. Только на одно мгновение я сознательно ослабил волю. Ну, как бы выдохнул из легких половину воздуха, а половину оставил. И этого было достаточно, чтобы почувствовать мощь облучения. Мне вдруг показалось, что какая-то сила качает и несет меня в мировом пространстве. Мерцающие искорки вспыхивали и пролетали мимо. Нескончаемо долго, целое столетие наслаждался я своим полетом. Когда мой полет начал замедляться, где-то ударил и загудел громадный колокол. Меня начало мотать из стороны в сторону. Голова освободилась от железных тисков. Мне как будто дали понять: освободись от воли, и ты почувствуешь блаженство. А где-то внутри кричало: «Берегись!» Гонг грохотал все яростнее. Я ждал каждого удара с невообразимым ужасом. Я крикнул: «Хватит!» — и сразу же все исчезло. Чуть болела голова. Шары продолжали кружиться, но они перестали действовать на меня…

— Это называется проявить стойкость характера, — сказал Антони Итон.

Один из выдающихся ученых Земли, Антони Итон настойчиво добивался назначения в экспедицию Тарханова. Его не пускали. Отказ мотивировали тем, что он крайне нужен на Земле. Особенно настаивали на этом Английская Академия наук и Совет Солнца. Итон в те годы занимался физикой Юпитера; работы там, конечно, было много, а экспедиция Тарханова могла обойтись без него. Эскалация экспедиций на Юпитер была настолько интенсивной, что едва ли Тарханов мог бы взять Итона к себе, если бы тот сам не настоял на этом. Итон действительно был большим ученым. О физике Юпитера он сказал все, что мог. «А технические стороны проблемы, — сказал он на заседании Звездного Совета, — меня не интересуют». Просьбу его удовлетворили, и Итон попал на Лорию. Он много работал, а все свободное время посвящал любимому увлечению: перебирал и перетирал старинные монеты, подолгу их рассматривал в лупу, делал описи, писал статьи для журнала «Нумизматика». Над ним добродушно посмеивались. Тарханову иногда приходила даже мысль: не желание ли пополнить свою коллекцию монетами инопланетных цивилизаций потянуло астрофизика Антони Итона в космос?

— Так что вы думаете, Антони Итон, обо всем этом?

Астрофизик поднял глаза на Тарханова:

— Мне думается, командор, что бледно-зеленый дворец построен для того, чтобы проверить характер лориан. Не выдержал испытания — уходи. Наш уважаемый Иван Васильевич выдержал испытание.

— А куда же должен уходить или должен был уходить лорианин, не выдержавший испытания?

— Разве на Земле вы не подвергались различным испытаниям — перед полетом в космос? Так почему о лорианах мы должны думать, что они хуже нас?

— А кибернетик? Нападение белой шаровой рати на звездолет? Упорное сопротивление нашим желаниям разгадать тайну Лории?

— И шары, защищающие тополиную рощу, — в тон сказал Антони Итон.

Тарханов рассмеялся:

— Так можно спорить бесконечно долго. — Он обернулся к Ивану Васильевичу. — Прошу информацию о кибернетике.

Иван Васильевич улыбнулся неуверенно и виновато:

— Состояние тяжелое, но не критическое… Месяц нормального лечения — и он стал бы прежним. Но вся беда в том, что он не хочет стать прежним, поэтому трудно поддается лечению. А вообще-то он здоров, физически конечно.

— То болен, то здоров, — с раздражением сказал Тарханов. — Так что же с ним? Конкретно…

— Ян Юханен и болен и здоров. Он может великолепно справляться со своими обязанностями инженера-кибернетика. Техническая память у него такая же, как и раньше, и знания не убавились. И все-таки он не тот. Его психика меняется, и в худшую сторону. Долгие годы Ян Юханен жил вне Земли. Если хотите, он не столько дитя Земли, сколько дитя космоса.

— Нельзя ли конкретнее? Поймите меня правильно, Иван Васильевич. Мы находимся на загадочной планете. Мы плохо ее пока знаем. Нам дорог каждый человек и каждый час. Жаль, конечно, что мне приходится объяснять такие простые истины. Вы врач звездолета. Я прощу прямо и откровенно сказать — может ли кибернетик работать?

Иван Васильевич вздохнул.

— Всегда почему-то на первом плане работа, дела, а не человек, — с горечью сказал он. — Ян Юханен работать может, это верно. Но так же верно и то, что он может остаться психически искалеченным до конца дней своих.

— Так лечите же!

— Боюсь, это поздно… — Иван Васильевич уиахнул рукой и вышел.

Астрофизик у иллюминатора перебирал монеты из своей коллекции. Вид у него был такой, словно он ничего не слышал.

— Антони, что вы об этом думаете?