Улыбка Мицара

Игнат Лунь исчез с экрана. Появилось изображение стартового поля с нацеленной в небо ракетой. Вдали — зеленая кайма деревьев под ослепительными лучами августовского солнца. А еще дальше — вершины белоснежных гор. где белое чередовалось с синим, и оттого они казались рисунками из детского альбома.

На экране мелькали кадры. Звездолет, устремленный в небо. Пустынное стартовое поле.

Диктор пояснял:

— Ритмин Тарханов летит в систему Мицара. Мицар — двойная звезда Большой Медведицы. Расстояние…

На экране возникла кабина звездолета. В кресле — Тарханов. В иллюминатор смотрит космос. В других креслах — члены экспедиции. Один, два-пять… Сосредоточенные, деловые, озабоченные лица.

— Мой дорогой, добрый землянин, — услышала Мадия голос деда. Тарханов сидел вполоборота к зрителю. — Мы расстались с вами пять дней назад. Пять дней, сидя перед экранами, вы следили за нашим полетом. Нас отделяет от Земли триста двадцать миллионов километров. Сегодня звездолет начнет новое ускорение. Нам пора прощаться. Наташа, милая! — Мадия вся напряглась. Лицо деда стало задумчивым, мягким. — Наташа, ты слышишь меня? В далеких звездных скитаниях, в холодном мраке меня будет согревать твоя улыбка. Жди меня. Я обязательно вернусь к тебе. Слышишь, обязательно. Когда будет тяжело, выходи на балкон и смотри на Большую Медведицу. Я почувствую твой взгляд И прочитаю тебе старинные стихи: «Жди меня, и я вернусь всем смертям назло…»

Тарханов приветственно поднял руку и исчез с экрана.

Мадия вздохнула.

На экране схемы Большой Медведицы и Солнца с окружаюшими планетами. Они смотрелись как бы из центра Галактики. Ощущались и отдаленность одной звезды от другой, и глубина Вселенной, и ее бесконечность. В этой бездне двигалась зеленая точечка. Звездолет «Уссури» вдруг повис в черноте, увеличиваясь в размерах.

— Район, — комментировал диктор, — откуда Тарханов последний раз разговаривал с Землей. Вы сейчас услышите его голос.

Опять раздался глуховатый баритон деда:

— Я — командор Тарханов, я — командор Тарханов. Звездолет летит по маршруту. Мы чувствуем себя превосходно. Шлем землянам горячий привет. Экипаж…

Диктор завершил:

— Мощные глушители помешали Тарханову закончить передачу.

И вдруг диктор, обращаясь к Мадии, совершенно другим голосом добавил:

— Прошу сообщить, кто сегодня обратился к нам за справкой о Тарханове. Скажите ваше имя, фамилию, специальность. Нам это важно знать.

— Я Мадия Тарханова, внучка командора Ритмина Тарханова. Инженер галактической связи.

— Благодарю вас. Мадия Тарханова.

— Я могу спросить?

— Спрашивайте.

— Почему с именем Тарханова связано столько загадочных событий?

Экран долго молчал.

— Трудный вопрос вы задали. — По тембру голоса Мадия догадалась, что отвечает робот-информатор. — В нашем распоряжении нет достоверных фактов. Предположения, только предположения. С белыми шарами, о которых упоминает Тарханов в последнем сообщении, в свое время встречался командор корабля «Сатурн». Тогда этой информации не придали большого значения. Звездолетчик летел один. Долгие годы одиночества… Нервы. Считали, что командор «Сатурна» принял космический мираж за действительность. «Сатурн» был пятнадцатый по счету корабль, покинувший пределы Солнечной системы. Через двести лет на «Уссури» Тарханов принял непонятные сигналы и видел те же блестящие шары. Один шар он доставил на Землю. Он известен науке как «Шар Тарханова» и хранится в Музее космонавтики. На нем — изображение человеческого существа. Тарханов уверял, что шар, по его предположениям, принадлежит планете Лория и на нем изображен житель этой планеты. Мало того, Тарханов упорно доказывал, что подобные шары он видел еще в детстве. Эти ничем не подкрепленные соображения привели к тому, что Звездный Совет решил не публиковать отчета об испытательном полете «Уссури».

— Почему? — вырвалось у Мадии.

— Эмоции не должны теснить логику, разум, — не очень понятно ответил информатор.

— Скажите, где сейчас хранится отчет Тарханова?

— Вы задаете очень трудные вопросы, — не то вздохнул, не то застонал информатор после продолжительного молчания. Дайте мне немного времени. Пока послушайте музыку Чайковского, которую любил Тарханов.

В приемнике послышалось что-то вроде всплеска волны. Мадия откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. Звуки, сливаясь, торжествующе мчались куда-то ввысь, замирали, возвращались, звенели первым весенним ручейком. Аккорды, как струи света, вызывали трепет непонятного волнения. Так, очевидно, среди бесконечной космической ночи звездолетчику вдруг открывается планета, симметричная нашей Земле. И тут новая мысль внезапно овладела Мадией и ошеломила ее: а что, если нерасшифрованные сигналы, принятые всеми станциями наблюдения Солнечной системы, — музыка, всего-навсего музыка?

— Как вам понравился Чайковский?

Мадия не сразу догадалась, кто разговаривает с нею. Она оглянулась. В зале по-прежнему царила библиотечная тишина. На экране — изображение машины с зелеными мерцающими огоньками.

— Я вас слушаю, — наконец отозвалась Мадия. — Вы готовы ответить на мой вопрос?