Улыбка Диллинджера. ФБР с Гувером и без него

Правильно ли трактовали в ФБР особенности Кулака, или просто четко выполняли профессиональные нормы контрразведки, сказать трудно — на этот счет не оставили меморандумов ни Гувер, который безусловно и последовательно поддерживал «Федору», ни Салливан (тем более, что он в расцвете карьеры погиб на охоте). Но во всяком случае, до смерти Гувера и возвращения Кулака в Москву не было никаких признаков изменения отношения к агенту. Проявило заботу о нем и ЦРУ: узнав о готовящейся публикации некоторых сведений из архивов ФБР, они направили в Москву специального агента, который предупредил «Федору» об опасности и необходимости прекращения контактов с резидентурой в Москве. Так что первая утечка информации произошла только в 1978 году, когда журнал «Нью-Йорк» опубликовал интервью с писателем Эдвардом Эпштейном, создателем довольно интересной книги о событиях, связанных с убийством президента Кеннеди. В интервью, а затем в книге были названы кличка, время сотрудничества с ФБР, город, официальное место работы, даже с уточнением конкретного подразделения. Эти сведения могли относиться не более чем к десятку советских разведчиков — и всем стоили карьеры. Серьезные подозрения были также брошены — в результате спец-операции ЦРУ по дезинформации, — на бывшего сотрудника ООН Виктора Лесновского. Наименьшие подозрения пали именно на Кулака; он умер в 1983 году, что называется, «своей смертью» (злокачественная опухоль), и его даже не успели допросить. Хотя под подозрение он попал, о чем свидетельствует отстранение его от настоящей разведработы и направление вербовщиком в институт, который он некогда сам закончил. До «перестройки» предательство А. Кулака в КГБ замалчивалось — но это уже факт истории КГБ, а не ФБР.

К 60-м годам относится перевербовка джи-менами офицера ГРУ Н.Д. Чернова, который продолжал работать в США. Через Никнака (под этим оперативным псевдонимом Чернов фигурировал в файлах Бюро) в Москву успешно поставлялась дезинформация, а разведывательная карьера более десяти агентов, о которых знал или узнавал Никнак, рухнула.

Все это привело к тому, что советская разведка стала еще внимательнее относиться к подбору кадров и професиональ-ной подготовке разведчиков для работы в США, а также активно использовать «дружественную» помощь от разведслужб ГДР (от Штази, которую возглавлял талантливый М. Вольф), болгарской и польской разведки. Некоторых агентов Штази удавалось в конечном итоге выследить — как, например, майора Э. Литтиха (кличка Брест), но после почти десяти лет успешной работы, а некоторые так и не были идентифицированы. Например, по сообщениям «кротов» и эпизодическим перехватам информации ФБР было известно о существовании агента ШТАЗИ по кличке Оптик, который внедрился в аэрокосмическую промышленность, но «вычислить» его джи-мены так и не смогли. Единственный серьезный арест этого периода (если не считать пары-тройки выявленных и наказанных «инициативников», т. е. граждан США, которые по своей инициативе пытались вступить в контакт с советскими дипломатами и разведчиками для «продажи» каких-то секретов), — задержание У. Белла, инженера из «Хьюз Эйркрафт», компании, работающей на Пентагон. Американец работал на польского разведчика М.Захарского. Об эффективности работы Бюро в этот период можно судить по косвенным данным. По обобщенным сведениям, в период с 1979 по 1981 год ежегодно более пяти тысяч образцов советского вооружения и боевой техники улучшалось за счет западных, прежде всего американских, технологий. Число листов вывезенной научно-технической документации измерялось десятками тысяч; изделия и оборудование, запрещенные к экспорту, доставлялись целыми сухогрузами. Сведения о разведывательной информации политического направления особо не разглашаются, но то, что советское руководство в целом было в курсе американских приготовлений и акций, известно. А то, что информация не использовалась или использовалась неправильно — это не проблема и не заслуга ФБР, а проблемы самого советского руководства.

Предметом гордости контрразведки ФБР считается дело «семьи шпионов», однако что касается целиком проведенного ФБР раскрытия шпионской сети Уокеров, то оно происходило, до определенного времени, как бы вопреки желанию Бюро, и многие ранние этапы дела говорят о медлительности и неразворотливости организации. Кроме того, нельзя не отметить, что ФБР попросту прозевало важнейший момент — первое посещение Джоном Уокером советского посольства[43] в 1967 году, с которого, собственно, и началась длившаяся семнадцать лет успешная операция КГБ и, возможно, еще не скоро разоблачило «семью шпионов», если бы не прямое саморазоблачение и прямые доносы участников «семьи».