Лямзин вышел из автомобиля и, взяв блок сигарет, стал пробираться между машинами и военными. То, что открылось его глазам, потом долго снилось в кошмарных снах: сплошное месиво из крови, тел и мозгов. Да, он был не новичок, много раз попадал под минометный огонь, участвовал в перестрелках. Но то, что он видел сейчас, было ужасно: почти никто из тех, с кем недавно он так весело шутил, не выжил. А среди напавших боевиков, как сообщил один из тяжелораненых омоновцев, был замечен русский: мужчина с маленькими, глубоко посаженными глазами. Огонь велся из пулеметов и автоматов почти в упор людьми, одетыми в камуфляж, выскочившими из кузова «ГАЗ-66» с армейскими номерами.
Именно тогда Лямзин впервые почувствовал дикий, животный страх. Раньше ему казалось, что умирать не страшно. Теперь он понял: жизнь начинаешь ценить, только увидев смерть воочию.
Он отошел в сторону и долго пытался отдышаться после того, как его вывернуло наизнанку.
В кабинете на Петровке Лямзин открыл электронную почту и долго вглядывался в лицо на фото. Потом опять позвонил Скворцову.
– Кирилл, проверь, пожалуйста, не был ли этот самый Мазуров в Чечне? И если служил, то когда.
– Эдик, ты не заболел часом, – озабоченно спросил Кирилл, – у тебя голос охрипший.
– Воспоминания не слишком приятные всплыли. Кажется, я этого Мазурова встречал. И воевал он тогда на стороне чеченских бандитов.
Положив трубку, он встал, в волнении прошелся по кабинету и, подойдя к окну, оперся лбом на кулак. Вынул из пачки сигарету и жадно закурил. Хотя вроде бы бросил.
На улице крупными хлопьями медленно падал снег, заметая дорожки, утром вычищенные дворником. Прошлое не хотело отпускать. В памяти то и дело всплывали картины из той давней командировки в Чечню, лица, раны, трупы... Разбитые дома, кричащие женщины, стреляющие мальчишки.
Ему не так давно наконец перестало сниться все это, но сегодня, судя по всему, «веселая» ночка была обеспечена. Усилием воли Эдик вернул себя к текущим делам. Разумеется, можно бы и дальше продолжать переживать, но по опыту он знал: нет лучшего лекаря, чем работа.
Сев обратно за стол, Лямзин разложил распечатки телефонных звонков и снова стал их изучать. Потом начертил на чистом листе бумаги схему, вписал в кружки фамилии, обозначил между ними связи и, отметив несколько имен, придвинул к себе телефон. Сейчас он точно знал, чьи телефонные звонки ему еще надо проверить.
Александра неслась на автомобиле в больницу. «Дворники» работали вовсю, но стекло то и дело залеплялось громадными «снежками». Снежинками этих монстров даже как-то неудобно назвать: огромные, склеившиеся в одну, они были похожи на белых мух.
Настя с Лизой уже ждали в вестибюле больницы, и девочка сразу радостно бросилась навстречу Александре.
– Лиза, я же холодная, с мороза, – засмеялась она.
– Тетя Саша, а мы сейчас к тебе или к нам?
– К нам! – рявкнула Настя. – Ты уже съездила в гости, всем хлопот доставила.
Девочка скривилась, собираясь плакать.
– Мама шутит, Лиза. В самое ближайшее время ты обязательно приедешь ко мне. Но пообещай нам, что будешь очень внимательной и аккуратной, а мы, в свою очередь, попрячем далеко-далеко все мелкие детали. Хорошо?
– Да! – Лиза прижалась к ней щекой.
– Тогда поехали? Карета уже ждет вас, юная леди!
Лиза вприпрыжку унеслась вперед.
– Ну все, теперь она с меня с живой не слезет, – вздохнула Настя. – Память у нее хорошая, даже не надейся, что она забудет про приглашение в гости.
– Так приезжайте почаще, я всегда рада.
– Ага. Где бы еще на это все время взять. Я сейчас замещаю главного бухгалтера, на меня всю работу свалили.
– А платят как?
– Платят по-прежнему, – Настя криво усмехнулась. – Видно, я мордой не вышла для более высокой зарплаты.
– Ну почему ты не хочешь бросить свою шарашку и перейти на работу ко мне? – возмутилась Александра.
– Э, нет, подруга, дружбу нельзя путать с деловыми отношениями. А то не будет ни работы, ни дружбы. – Настя засмеялась и тут же, заметив, что дочь собирается засунуть в рот комок снега, крикнула: – Лизка, не смей!
– Ох уж эти твои принципы. Ладно, предложение остается в силе. Как надумаешь – не забудь сообщить.
Они сели в машину, и, когда выезжали со двора, Настя вдруг сказала:
– Знаешь, ты все-таки была права.
Александра удивленно взглянула на нее, совершенно не понимая, о чем идет речь. Это вполне в духе Насти: через некоторое время вернуться к прошлому разговору так, будто бы его и не прерывали.
– Ты о чем?
– О семье. Вот лежала я с Лизкой в больнице и смотрела на других мам и детей. Папы приезжают, вокруг чад крутятся. Подарки, поцелуи, слезы... А моя Лизка смотрит на все это, и такие у нее глаза... Лешик был плохим отцом, он забывал ей на день рождения игрушки дарить. Так что есть он, или нет его – однопупственно. Но ведь бывает же иначе!.. Наверное, я просто неудачница. Но семья все-таки должна быть.
– Сказать, что я в шоке, это слабо выразиться. Что с тобой такое, Настя, произошло?