Ultraфиолет (сборник)

Сергееву стало стыдно за это перед другом старинным, а Соколов, напротив, смеялся, говорил, что сегодня еще ничего, а на прошлой неделе его замели на рынке во время операции «Чистые руки». Он попал под раздачу и лежал мордой в своих помидорах, которые покупал для внучки, потом разобрались, но спина болела долго.

Сергеев пошутил: надо тебе операцию сделать по перемене национальности, уши поправить, нос и походку. Соколов ответил: ходил, очередь больше, чем на сиськи у баб, ребята южные морды кроят до неузнаваемости, новое направление открыли в пластической медицине по потере своего лица, раз заплатил – и все, врачи дешевле ментов.

– А фамилия? – уточнил Сергеев.

– А что фамилия, бьют не по паспорту, паспорт тоже купить можно, – шуткой из старого анекдота ответил мудрый Соколов.

Переход границы клуба группой не совсем русских закончился полной победой прав человека, и компания расположилась за столом ресторана у водной глади.

Сидели хорошо, неприятности на входе улетучились в летнем воздухе, но иногда зудели, как насекомые, портящие летнее великолепие.

Джошуа Иванович оказался классным мужиком, совсем русским по поведению, нормально пил, шутил по-русски, но цвет мешал полюбить его до конца. Когда Сергеев закрывал глаза, чувству его к предполагаемому родственнику преград не было, но пить с человеком с закрытыми глазами невозможно и полюбить в темноте тоже никого нельзя.

Прогуливаясь у бассейна со своим старым другом перед горячим, он спросил его:

– Ну как тебе новая родня?

«Нерусский» Соколов, выплюнув зубочистку, сказал:

– Пусть сын решает, не стой на пути, потом кусать локти будешь.

– А внуки? В школе дразнить будут, ты же знаешь!

– Будут. Денег дашь директору – заткнутся, у нас это строго, с деньгами и уважение, и любовь народную можно приобрести, согласен?

Они оба помолчали и вспомнили памятник – возле школы стояло трио: русский, негр и китаянка; на выпускной у них в школе негру всегда красили лицо белым цветом, а китаянке в штанах пририсовывали член серебряной краской; это трио стояло по всей стране со времен первого фестиваля молодежи и студентов, интернационализм воспитывали в народе, но не успели.

На горячее за стол присел известный режиссер с музой в три раза моложе, она все время гладила мастера между ног, женам других мужчин было неприятно видеть эту маленькую сучку, исправно отрабатывающую его деньги, жены у маэстро давно не было, он время от времени подбирал на вокзалах таких вот красоток, это у него называлось вариант «Маугли».

Режиссер объяснял свой творческий метод так: они приходят в его дом голодные и несчастные, он их очеловечивает, а они дают ему свою молодость и естественную дикость.

За полгода, пока они не привыкнут к столичной жизни и не обнаглеют, он держит их рядом, а потом выгоняет и берет нового зверька и делает из него человека, вот такой гуманист, мастер сериалов о славных органах, которые он производил для всех каналов.

Особенно ему удавались светлые образы светлых людей и темные делишки людей избыточной брюнетитости, делал он это тонко, изящно расставлял акценты, упрекнуть его в предвзятости было нельзя, но кому надо понимали, куда он гнет и метит, ценили его талант, несмотря на личную неразборчивость и любовь к малолетним особям обоего пола.

Он много жертвовал храмам, любил народную песню и тайно желал, чтобы все другие народы днем работали, а вечером и в выходные сидели дома и не мелькали перед глазами титульной нации, исключительно для своего же блага.

Весь обед пошел под откос из-за этого гондона и соски его малолетней. «Ну на хера за стол чужой лезешь, когда семейные люди отдыхают?» – так в сердцах думал Сергеев, глядя на маэстро.

Внутренний голос Сергеева и похоть перенесли эту парочку на яхту, и они уплыли на свой берег, где маэстро имел дом в природоохранной зоне: он был из тех людей, чье говно не портило воду для населения.

Дети в бассейне ездили на Джошуа Ивановиче, как на «банане», собственный сын жарко обнимал девушку, не оставляя Сергееву сомнения, что скоро у него появятся внуки, а «джигит» Соколов, друг закадычный, предложил еще на посошок, и они выпили. Было как-то грустно.

На следующий день Сергеева ожидал еще один тест на толерантность.

Удивительная рядом, или Темное и светлое

Сергеев собирался на дачу, предполагая трехчасовое стояние в пробке. Он тихо ненавидел эту дорогу, эту дачу и все, что с этим связано. Работать на даче было не надо, только жрать, спать и пить чай на веранде – мечта для многих и невыносимое страдание для Сергеева.

В родне Сергеева помещиков и крестьян не было, землю он не любил, плодов ее хватало на рынке, остальную радость общения с природой отравили, как диверсант колодцы, Советская власть и первая жена с ее мамой.