Ультиматум Борна

– Вот дерьмо! – рявкнул Алекс, яростно поворачивая колеса своей коляски, подкатился к Панову и оттолкнул его от стола и зажженных свечей.

Неожиданно оглушительный громкоговоритель с ведущего вертолета засвистел статикой, а потом заговорил:

– Вы видели, что мы сделали с пляжем, mon! Вы будете разрезаны пополам, если не заглушите двигатель!.. Вот так лучше, mon. Дрейфуйте к берегу – дрейфуйте, мотор должен быть выключен! Теперь оба выходите на палубу, наклонитесь вперед и положите руки на планшир! Немедленно!

Лучи прожекторов двух кружащих вертолетов сошлись на катере, а ведущий направился к берегу, взбив под собой песок, образовав некое подобие посадочной площадки, и приземлился. Из него выскочили четверо, целясь в катер, а жители виллы номер восемнадцать стояли у перил и изумленно смотрели на невероятное представление внизу.

– Причард! – рявкнул Сен-Жак. – Бинокль!

– Он у меня, мистер Сент-Джей, – вот, прошу вас. – Причард выбежал на балкон и протянул хозяину мощный бинокль. – Я успел протереть линзы, сэр!

– Что там? – резко спросил Борн.

– Не знаю. Двое мужчин.

– Какая-то армия! – сказал Конклин.

– Дай сюда, – приказал Джейсон и выхватил у шурина бинокль.

– В чем дело, Дэвид? – воскликнула Мари, увидев изумление на лице мужа.

– Это Крупкин, – ответил он.

Дмитрий Крупкин с бледным лицом – бородки на нем больше не было – сидел за белым металлическим столом и отказывался говорить о чем бы то ни было, пока не допьет третью рюмку бренди. Как и Панов, Конклин и Дэвид Вебб, он, очевидно, был ранен и страдал от боли, которой, как и все остальные, не придавал значения, поскольку предстоящее было несравнимо лучше, чем то, что осталось позади. Его небогатая одежда раздражала его каждый раз, когда он опускал на нее глаза, но Дмитрий только молча пожимал плечами. Это говорило о том, что скоро он вернется в свое обычное блистательное состояние. Его первые слова были обращены к престарелому Брендану Префонтейну, одетому в сложно перевязанную гуаберу поверх ярко-голубых штанов.

– Отличный наряд, – сказал он восхищенно. – Очень тропический и замечательно подходящий для здешнего климата.

– Благодарю вас.

Как только все были представлены друг другу, на русского обрушился целый поток вопросов. Он поднял обе руки, подобно папе римскому на своем балконе на площади Святого Петра, и заговорил:

– Я не стану наскучивать вам или напрасно утомлять тривиальными деталями моего побега из матушки-России. Скажу только, что поражен размерами коррупции и никогда не забуду и не прощу грязные апартаменты, в которых мне приходилось жить за непомерные деньги, что мне пришлось потратить… Однако слава богу за «Кредит Свисс» и те милые зеленые купоны, которые они выпускают.

– Просто расскажите, что произошло, – попросила Мари.

– А вы, милая леди, куда красивее, чем я себе представлял. Если бы мы встретились в Париже, я бы похитил вас у этого диккенсовского оборванца, которого вы называете своим мужем. Боже, только посмотрите на эти волосы – они великолепны!

– Он, наверное, не мог сказать вам даже, какого они цвета, – улыбнулась Мари. – Я буду шантажировать этого холопа вами.

– И все же для его возраста он удивительно в хорошей форме.

– Это потому что я пичкаю его всякими таблетками и всевозможными лекарствами, Дмитрий. А теперь расскажите же нам, что случилось?

– Что случилось? Они вычислили меня, вот что случилось! Они конфисковали мой чудный дом в Женеве! Теперь это придаток советского посольства. Ужасная потеря!

– Кажется, моя жена говорит обо мне, холопе, – сказал Вебб. – Ты находился в больнице в Москве и обнаружил, что кто-то что-то против меня задумал – а именно мою казнь. Тогда ты приказал Бенджамину вывести меня из Новгорода.

– У меня есть источники, Джейсон, и наверху тоже ошибаются, и я не стану никого подставлять, называя имена. Это было просто неправильно. Если Нюрнберг чему нас и научил, так это тому, что не следует выполнять бессмысленные приказы. Этот урок пересекает границы и проникает в умы.

– Хорошо сказано, – одобрил Префонтейн, поднимая стакан «Перье» за здоровье русского. – Когда все уже сказано и сделано, мы все часть единого разума, человеческой расы, не так ли?

– Ну, – кашлянул Крупкин, проглотив четвертую рюмку бренди, – помимо этого очень привлекательного, хотя и избитого утверждения, имеются еще различия в способах владения собственностью, господин судья. Несерьезные, конечно, но тем не менее различия. Например, хотя мой дом на берегу озера в Женеве больше не принадлежит мне, мои счета на Каймановых островах по-прежнему мои личные. Кстати, далеко отсюда до этих островов?

– Примерно двадцать сотен миль на запад, – ответил Сен-Жак. – Самолет из Антигуа доставит вас туда часа за три с чем-то.