Ультиматум

Джаваир пожевал губами, радуясь самообладанию Шелгунова и одновременно чувствуя горечь от сознания собственного бессилия. К СПАС-7 стартовал еще один патрульный модуль — Грехова, но он уже явно не успевал. Оставалось уповать на оперативность и реакцию Диего, в данной ситуации не помог бы даже Господь Бог, если бы он существовал. «Если все сойдет благополучно, — подумал руководитель УАСС, — сниму с должности! Начальник отдела, а рискует как неопытный стажер!.. Впрочем, на его месте я поступил бы точно так же…»

Джаваир старался не думать, что произойдет, если Диего Вирт не успеет прийти на помощь, поэтому он принялся убеждать Шелгунова отвернуть станцию с пути луча.

Шелгунов покачал головой, поколебался, потом выключил связь, зарастил скафандр и стал ждать, когда откроется аварийный люк и в зал ввалится Диего Вирт, свирепый, как джинн, вырвавшийся из бутылки.

Операция «Терпение»

С башни открывался вид на всхолмленную искусственными землетрясениями, обугленную излучением давних ядерных взрывов равнину полигона, на котором царили два цвета: черный и оранжевый. Черный — от сгоревших лесов и трав саванны, оранжевый — от проплешин ржавого песка. На Земле все больше черного и красного и меньше зеленого и голубого. А природа все терпит, терпит, и нет конца этому терпению…

Каудери обратил внимание на то, что склоны невысоких холмов кое-где отбрасывают яркие блики, подобно разбросанным в черной пустыне зеркалам, и полковник из бригады инженерного обеспечения пояснил:

— Это регистрирующая аппаратура, господин генерал. Датчики частиц, всеволновые измерители и все такое прочее…

Каудери кивнул, угрюмое лицо его с бойницами глаз не дрогнуло. В последний раз кинув взгляд на белесое небо, на плавящийся над горизонтом багровый шар солнца, бросающий алые стрелы на приземистые купола дотов, он резко повернулся и шагнул в кабину лифта.

Через две минуты скоростной лифт унес его с двухсотметровой высоты наблюдательной вышки на полукилометровую глубину поста управления полигоном.

Пост представлял собой квадратный зал, три стены которого пестрели циферблатами и индикаторными панелями, а четвертая — экранами разного калибра и назначения. За пультами управления сидели всего пять человек — операторы связи, инженеры технического контроля и начальник полигона. Испытания проходили в условиях дикой секретности, поэтому в зале не было даже обычных военспецов, представляющих различные рода войск.

На лицах обслуживающего персонала, свыкшегося с постоянным риском ошибки в расчетах, лежала печать тщательно скрываемого страха, неуверенности и ожидания чего-то ужасного и непоправимого, от чего нет спасения и чему нет названия.

Очередная группа РУМО,[3] подумал Каудери, не отвечая на приветствия. Все равно о результатах испытаний станет известно — и даже раньше, чем об этом думают разини из корпуса спецопераций. Если мощность гравитационной бомбы хотя бы вполовину такова, как обещали яйцеголовые,[4] то твердь земная отзовется не хуже, чем «Нью-Йорк таймс» на появление прыщика на носу тещи президента. Толчок отметят все сейсмостанции мира, а заодно станут известны и координаты эпицентра, и — прости-прощай секретность.

— Все готово, сэр, — доложил длинный и худой, как антенна высокочастотной радиосвязи, генерал Баум, командующий испытаниями. — Старт по команде или вы?..

— По расписанию, — отрывисто бросил Каудери, со вздохом облегчения опускаясь в центральное кресло.

Генерал Баум остался стоять рядом, молча радуясь, что инспектором Пентагона оказался старый знакомый — педантичный, неразговорчивый, вечно угрюмый бригадный генерал Генри Каудери, слывший самым объективным из генералов комиссии по контролю за вооружением.

— Кто летчик? — спросил Каудери, поглядев на часы. До старта В-III оставалось еще пятнадцать минут.

— Майор Киллер.

— Дайте его на связь.

— Он, наверное, уже в самолете…

Каудери повернул голову к Бауму, и генерал, пожав плечами, дал команду оператору. Через две минуты на экранчике видеофона появилось взволнованное, слегка удивленное лицо майора.

«Совсем юнец! — подумал с долей досады и разочарования Каудери. — Еще не взлетел, а уже чувствует себя национальным героем!»

Полковник Тиббетс, наверное, когда-то тоже чувствовал себя героем, когда сбросил атомную бомбу на Хиросиму… И ничуть не терзался, узнав, чем кончился его налет… Судя по виду, майора Киллера тоже не станет мучить совесть, такой сбросит, не задумываясь, все, что угодно и куда угодно…

— Вот что, сынок, — пробормотал генерал. — Тебе уже все объяснили, не буду повторяться. В случае… сам понимаешь, всякое может случиться… В общем, желаю удачи.

— О’кей, генерал, — несколько развязно ответил пилот. — Все будет о’кей! — Удивление в его глазах не ушло.

— Тогда с нами бог, сынок! Не промахнись.

Киллер покривил губы, и оператор поспешно вырубил связь, опасаясь за не слишком сдержанный язык майора.

Спустя несколько минут с одного из аэродромов Невады стартовал стратегический бомбардировщик В-III с первой гравитационной бомбой на борту. Операция «Терпение» началась.