Улица Райских Дев

Глиняные домики и поля остались позади, машина шла среди пустынной равнины. Дорогу показывал хадж Тайеб. Пламенный шар заходящего солнца горел на безоблачном небе, расцвечивая пустыню золотыми и оранжевыми полосами, испещренными темными пятнами скал и валунов. Наконец они увидели впереди маленькую деревушку; среди глиняных куполов царило безмолвие пустыни, только иногда в узких улочках посвистывал ветер. Это была деревня мертвых – кладбище. Они подъехали к могиле семьи Тайеба, и он показал им, в каком направлении ехать к древним руинам. Они подъехали туда в последних лучах заходящего солнца, и Джесмайн прошептала:

– Деревенские женщины рассказывали мне, что эти развалины обладают священной силой. Крестьяне отламывают камушки от древних колонн, толкут их в порошок и употребляют как лекарство. От гробницы какой-то древней богини, куда некогда стекались паломники и где останавливались пересекавшие пустыню караваны, осталось совсем немного – две колонны, остальные большими кусками и осколками валялись на земле; кое-где проступали камни древней мостовой – очевидно, дорожка, которая вела к этому святилищу. За руинами возвышалась массивная крутая насыпь, – возведенная тысячелетия назад, она, словно рубец, отделяла долину Нила от пустыни Сахары.

– Здесь был самый оживленный караванный путь, – сказал Деклин, пробираясь с Джесмайн среди камней. Заходящее солнце окрасило колонны в цвет ржавчины.

– Наверное, путники молились здесь о благополучном путешествии. А ночевали в пещерах, – сказал Деклин.

– Мне кажется, кто-то ночует там и теперь, – отозвалась Джесмайн, показывая на след ноги среди каменной пыли.

– Да, святые пустынники заходят сюда. Мистики, их здесь посещают видения. Преимущественно суфии. Но и отшельники-христиане тоже.

Джесмайн села на статую барана с отбитой головой.

– А почему здесь не ведутся раскопки?

Коннор посмотрел на пустынную равнину, заметив невдалеке черные пятна бедуинских палаток.

– Наверное, нет средств. Гробница незначительная, раскопки велись в конце прошлого века, когда страна была наводнена египтологами. В наше время попробовали организовать туристский маршрут – везли сюда туристов по Нилу, потом на машинах. Но после такого долгого пути люди бывали разочарованы скудным зрелищем, и маршрут заглох. Это мне Абу Хосни рассказывал. – Джесмайн видела силуэт Коннора на фоне бледно-лилового неба; ветер трепал его волосы, уже седеющие на висках.

– Деклин, – спросила она, – почему вы уезжаете? Он подошел к ней, ступая по древним плитам.

– Я должен уехать. Чтобы спастись.

– Но вы так нужны здесь. Пожалуйста, не уезжайте. Я тоже испытала депрессию, когда попала в лагерь палестинских беженцев в Газе. Но работа при Тревертонской миссии помогла мне понять, что мы можем творить добро, и мы должны это делать.

– Джесмайн, – сказал он, стоя в тени колонны. – Я видел много лагерей, во всех странах. Я знаю, что это такое, как ужасно люди живут там. Ни вы, ни я не сможем этого изменить, ни на дюйм. Вот, посмотрите, – он обернулся к колонне, – древние мастера три тысячи лет назад вырезали здесь изображения, ветер и песок сгладили их, но не стерли, и вот сейчас их высвечивает солнце. На этих рисунках люди работают на полях, буйвол вертит колесо водяной мельницы, женщина толчет в ступе зерно. Наши крестьяне живут так же сегодня. Ничего не изменилось, – я понял это, проработав четверть века врачом в странах третьего мира. Не изменилось и не изменится.

– Изменились вы сами… – печально сказала Джесмайн.

– Вернее сказать, я очнулся от сна, освободился от иллюзий. Я понял.

– Что?

– Все, что мы делаем – в Египте, лагерях беженцев, – тщетно, бессмысленно.

– Но вы так не думали прежде. Вы хотели спасти детей всего мира.

– Тогда я так думал, теперь знаю, что это была пустая похвальба.

– Нет! – сказала она с вызовом.

– Вы…

Они услышали шум шагов – к ним, задыхаясь, тащился хадж Тайеб.

– Аллах, как я устал… – пропыхтел он. – Богу пора уже призвать меня, не то я стану совсем развалиной и в раю ни на что не пригожусь. Ох, уж эти колонны! Если бы к ним ездили туристы, деревня наша стала бы побогаче. А то они приезжали и обижались, что колонн только две – стоило так далеко ехать! Мы уж с Абу Хосни хотели понастроить тут колонн и придать им древний вид, да не вышло. Ох, и устал же я.

Коннор встал:

– Я пригоню сюда машину. Вы вдвоем меня подождите. Джесмайн встала со статуи каменного барана, хадж Тайеб сел на ее место, аккуратно расправив на себе галабею. Он поглядел на небо, которое быстро темнело, и прижал руку к груди:

– Нехорошо здесь быть, когда падает ночь. Становится не по себе.

– Вам плохо? Сердце?

– Я старый человек, но Бог меня хранит… Вернулся Деклин и, встревожившись, достал аптечку, но не успел дать лекарство хаджу Тайебу – тот встал, и, прислушиваясь, воскликнул:

– Здесь кто-то стонет!

– Это ветер, хадж Тайеб, – успокоил его Коннор.

– Нет, это джинни. Давайте уедем отсюда поскорей, саид. По ночам здесь бродят призраки.

– Подождите, – сказала Джесмайн, – я тоже что-то слышу.