— А ну-ка, иди сюда, — позвал он Володю. — Ты это что? Лунатик? Все спят, а ты гуляешь. Придётся тебя, пожалуй, в изолятор отправить. Во всяком случае, переведём тебя в Верхний лагерь на дачу. Я то решил, что ты здоровьем крепок, хоть и маловат. Потому и отправили тебя туда, в палатки. А придётся, видно, на дачу засадить. Как фамилия? Откуда?
— Дубинин. Из Керчи.
— Что же это ты, как селёдка керченская, вольно плаваешь, сам по себе, порядок наш нарушаешь? Кто родители?
— Отец моряк, капитан…
— Вот мы ему и напишем: «Так, мол, и так, товарищ капитан. Сыночку вашему в Артеке порядок не нравится. И ввиду того что порядок мы менять не имеем права, придётся либо сынку вашему характер менять, к порядку приучаться, либо уж забирайте его к себе…» Не годится, дружок мой, не годится. Марш в палатку, вались на койку! У нас дисциплина крепкая, приучайся.
И Володя был водворён Борисом Яковлевичем обратно на койку под забранным кверху тентом палатки.
Потом Володе крепко попало, когда он, купаясь, заплыл за оградительные боны и пошёл вымахивать сажёнками в море. За ним сейчас же выгреб на простор дежуривший на шлюпке вожатый. Он велел Володе немедленно влезть в лодку. Володя был доставлен к берегу и принят там без всяких почестей.
Но постепенно Володя втянулся в эту жизнь, строго размеренную и оттого необыкновенно много успевавшую вместить за день. Он быстро осмотрелся, обегал все лагеря, освоился с законами, узнал все артековские легенды, переходящие из одной смены в другую. Он уже участвовал в походе на вершину Медведь-горы, откуда открывался вид ещё более прекрасный, чем дома, с Митридата.
И недели не прошло, как он чувствовал себя уже бывалым артековцем, выучил все лагерные песни, узнал все чудеса волшебного пионерского края, стал верным охранителем традиций и обычаев этой своеобразной ребячьей республики. Он быстро сошёлся со своими соседями по палатке, и ему казалось, что он всю жизнь дружит с Юсупом Шаримовым, Остапом Вареником и Андреем Качалиным. И трудно было теперь представить, что через четыре дня они разъедутся в разные края огромной страны и, может быть, даже никогда больше не увидятся. Об этом не хотелось думать.
Володя давно стал убеждённым артековцем. Он уже совершил экскурсию на Адалары — две огромные скалы, торчащие из моря неподалеку от артековского берега; переиграл во все игры, собранные в артековской игротеке; как и все артековцы, называл большую лестницу, ведущую в Верхний лагерь, «Ай-Долой-Кило», потому что говорили шутя, будто, взбегая по ней, человек теряет килограмм веса. Он уже много раз слышал известную каждому артековцу волнующую историю о чудесном докторе Зиновии Петровиче Соловьёве[9], чей домик и беседка бережно сохранялись в лагере. В этом домике жил когда-то военный доктор-большевик Соловьёв, основатель Артека. Он сам был смертельно болен и знал, что дни его сочтены, но скрывал это от всех. И пионеры приходили сюда к нему — высокому, необыкновенно красивому белоголовому человеку с огненными глазами — и слушали часами его увлекательные рассказы о Ленине, об Октябрьской революции, о гражданской войне, о науке, о книгах.
Не удивлялся уже Володя, что появлявшийся в море на траверзе Артека один из боевых кораблей Черноморского флота каждый раз салютует флагом лагерю. Он уже знал, что кораблём этим командует молодой моряк-командир, сам когда-то бывший артековец и поныне хранящий благодарную память о лагере. И салютует он по специальному разрешению адмирала, командующего флотом, почётного пионера-артековца…
И уже не казалось больше смешным Володе, когда на общих сборах маленькая председательница штаба одного из отрядов, сдавая вечерний рапорт начальнику лагеря, деловито сообщала:
— На линейке присутствует двадцать шесть пионеров. Одна пионерка отсутствует по болезни. Почётный пионер отряда маршал Буденный отсутствует ввиду исполнения служебных обязанностей…
Володя теперь уже понимал, что и это очень важно, говорить надо именно так. И от этого всё, что происходило в лагере, начиная с утренней побудки и кончая вечерней линейкой, приобретало боевую торжественную значительность: и походы, и купание, и даже мёртвый штиль «абсолюта», без которого, как выяснилось, трудно было бы выдержать, не сморившись до вечера, всё, что дарил за день Артек.
Когда улеглись первые бурные впечатления, одним из самых увлекательных мест в лагере оказалась для Володи, конечно, авиамодельная мастерская Артека. Да, вот это было заведение! Куда там было равняться с ней скромной мастерской керченского «ЮАС».
У Володи глаза разбежались, когда он впервые попал сюда. Он думал удивить артековцев своими познаниями по части конструирования летающих моделей, но то, что увидел он тут, заставило его благоразумно помолчать. С затаённым восхищением рассматривал он необыкновенно изящные самолёты новейшей конструкции. Как тщательно они были отделаны, какие лётные качества обнаруживались у них при пуске на горе за Верхним лагерем!