Улица младшего сына

— «В… И… Ле… ни… н…» Знаю! «В. И. Ленин… Сочи… сочине… сочинения».

— Грамотный… ей-богу, грамотный!.. — закричал, подхватывая его на руки, отец. — Ты подумай, Дуся, до чего дожили: уже Вовка в грамоте разбирается. Вот время-то идёт!

Едва только речь зашла о грамоте, Володя мгновенно вспомнил надпись в каменоломне. Но, конечно, сразу спросить отца о ней он считал неуместным. Этот разговор надо было отложить до более подходящего случая. Тогда же следовало бы спросить и про градусник: действительно ли в гражданскую войну отец сражался из-за градусника, как утверждала мама… Для такого разговора надо было остаться с отцом вдвоём, с глазу на глаз.

И отец, словно чувствуя, что сыну хочется побыть вдвоём с ним, открыл шкаф, снял с полки форменную фуражку, бросил в шкаф походный треух, поправил китель и наклонился, чтобы глянуть в зеркало.

— Смотри, Дуся, похож на меня делается, ей-богу же! Не находишь?

— Да, это всем заметно. Глаза-то сравни: один в один!

— Ну что таращишься, пучеглазый, гляди сморгнёшь! — пошутил отец и легонько шлёпнул Володю по лбу. — Хочешь со мной по судну пройти, теплоход наш посмотреть?.. Отпустишь его со мной, Дуся?

— Да конечно, пусть идёт, ему небось интересно. А я тут побуду, вещи разберу твои.

— Ну и хорошо! — воскликнул Никифор Семёнович. — И в баньке помоемся. Никогда, верно, на корабле не парился? Знаешь, как моряки парятся? Семь шкур спустят, семь потов сгонят. Пойдём, сынок!

Никифор Семёнович долго водил Володю по теплоходу, показал ему все судовые помещения. Он поднялся с ним на мостик, познакомил со старшим помощником. Сам капитан съехал на берег и отправился в город. И Володя был нескрываемо разочарован, узнав, что у капитана, кроме папы, имелся ещё другой помощник, да к тому же ещё старший. Потом, придерживаемый отцом, скользя подошвами с железных ступеней почти вертикального трапа, хватаясь за толстые стальные скобы, Володя спустился вместе с Никифором Семёновичем в нижнее помещение теплохода. Тут было самое интересное — машина. Сейчас громада её была неподвижна. Люди в промасленных тёмных куртках ходили по скользким железным мостикам, что-то перевинчивали, мазали, вытирали тряпками. Всё здесь было железным и скользким. Ярко горели сильные лампы в железных сетках, напоминающих намордники. И хотя машина была сейчас молчалива и неподвижна, Володе казалось, что она каждую минуту готова встрепенуться, ожить и проявить свою чудовищную подспудную силу, которой следовало остерегаться: недаром она была везде ограждена стальными поручнями и решётками.

— Вот, Володя, знакомься, это главный над всеми духами начальник, дядя Вилюй, — сказал Никифор Семёнович, подводя Володю к огромному пожилому машинисту, который возился у какого-то механизма.

Дядя Вилюй разогнулся, выпрямился и оказался на полторы головы выше Никифора Семёновича. Потом он вытер замасленные руки веретьем[1] очень тщательно и протянул Володе широкую мясистую ладонь с резко вычерченными линиями, в которых темнело неоттёртое масло.

— Сынок? — пробасил он. — Встретились, значит? Машину показать привели, Никифор Семёнович? Интересуется? Звать как?.. Вова? Володя, значит. Ну, Владимир Никифорович, идём, я тебе всё наше хозяйство покажу.

И дядя Вилюй повёл Володю по узким железным мосткам, по скользким вертикальным лесенкам и решётчатым настилам, объясняя устройство машины.

— Вот это, видишь, у нас дизеля стоят. Потому что, что мы тут имеем? Теплоход. Коли был бы пароход, так тут бы котлы стояли, а у нас дизеля. Понятно тебе это слово? Так вот, стало быть, как! Ты, как большой будешь, кем стать собираешься? Моряком небось?

Это был нелёгкий вопрос. Когда-то Володя мечтал быть моряком. Потом, когда его спас рыбак, искусно вернувший маленького утопленника к жизни, и после истории с градусником ему захотелось стать доктором. Узнав происхождение таинственной надписи в каменоломнях, Володя стал мечтать о партизанской жизни, и каждое воскресенье они с Ваней Гриценко играли в «партизан». Но сегодня, после встречи с отцом на этом громадном и дивном корабле, он опять вернулся к своим первоначальным намерениям, решив про себя, что сперва можно стать моряком, а потом, на земле, выучиться и на партизана.

— Моряком, значит?.. Хорошее дело. Папаша у тебя моряк справный. Давай и ты в эту линию… Ну, а вот у нас тоже не хуже, чем на пароходе, и котёл имеется.

Они остановились у чёрной железной громады, от которой шёл жар. Внутри неё что-то гудело, и казалось, железный пол возле дрожит.

— А для чего нам котёл, спрашивается? А очень просто: для всяких хозяйственных нужд. Горячую воду в камбуз подаём, на кухню. Вот видишь, краники всякие — синие, красные… И в душевую, в баню. У нас, между прочим, и баня имеется. Русская, настоящая. За границей таких нет. Так что живём, видишь, прилично. Вот сейчас как раз вахта мыться пойдёт.

А сверху уже доносился голос отца, звавшего Володю в баню.