Улети на небо

Полковник снова отодвинул тетрадь. Изуродованная подагрой рука горела от напряжения. Он с трудом поднял голову: на библиотечной полке стояла жестянка из-под ландрина с пеплом его утраченных пальцев, отторгнутых в верховьях Кана милосердным мучителем доктором Меллендорфом. Полковник повернул голову и взглянул на стоящего за спиной комиссара Мельникова, как бы спрашивая: отчего болят пальцы, сожженные когда-то на бивуачном костре? Ведь несуществующее не может болеть…

Выключив лампу, полковник глянул в окно. Сквозь мутные стекла уже пробивалось хмурое харбинское утро, и серый полумрак потихоньку вползал в темную квартиру. Ночное очарование старого холостяцкого логова, уставленного антиквариатом и подсвеченного волшебной лампой Тиффани, испарялось и таяло, и только разноцветные бабочки еще продолжали порхать над замшелым черепом хозяина дома. Полковник очень устал и хотел спать, но заснуть ему было уже не суждено до скончания его затянувшегося века.

Щелкнув тумблером на рукоятке кресла, он отъехал от стола и снова направился к дивану. «Эх, будь здесь хоть копешка душистого сена, — подумал он, — так даже и Мельников не помешал бы мне уснуть…»

Кое-как умостившись на диване, он прикрыл глаза и… огромный стог сена могучим кораблем вплыл в его сознание. Он лежал на палубе этого травяного корабля, раскинув руки, и рядом с ним лежала Лиза, пахнущая васильками и ромашками.

Луг был огромный, бескрайний, и только на западе его окаймляла полоска фиолетово-зеленого леса. Верхняя кромка этой полоски уже окрасилась звонким багрянцем; солнце клонилось в мягкую влагу сосновых лап, а небо пожухло, потеряв дневную ясность, и слегка измялось, как много раз стиранное полотно. Да, он лежал, раскинув руки, и хотел вместить в эти объятия не только нависающее над ним предзакатное небо, но и луг, дальний лес и все, что простиралось за лугом и лесом, весь благоухающий цветами и карамелью мир, и взрослую женщину, которая лежала рядом. Сегодня ему исполнилось четырнадцать, и горничная Лиза была его подарком.

Отец подарил утром охотничье ружье, украшенное изумительною гравировкой и серебряным яблочком на мушке, — настоящий бельгийский «герсталь» с тройным затвором, с семнадцативершковыми стволами, с приятной на ощупь ореховой ложей. Матушка подарила шикарный теплый шарф крупной вязки, длинный, мягкий, уютный, связанный ею собственноручно. Дядя Матвей подарил золотой портсигар, чем вызвал бурный протест со стороны родителей. Брат Сережа, погодок, подарил электрический фонарь в красивом полированном корпусе прямоугольной формы с выпуклой линзой, которую можно было регулировать. Сосед по поместью Остроухов, давний друг и сослуживец отца, подарил чудного щенка спаниеля, веселого, кудрявого, сверкающего бусинами черных глаз.

А горничная Лиза подарила себя.