Улей Хельстрома

Из дневника Нильса Хельстрома:

«Фэнси недовольна своей жизнью в Улье. Может быть, она привыкла к жизни снаружи. Такие вещи иногда случаются. Боюсь, как бы она не попыталась сбежать. В этом случае, как мне кажется, лучше просто уничтожить ее, чем отправлять в чан. Ее первенец, Салдо, оправдал все наши ожидания. Мне бы не хотелось, чтобы Улей потерял такой прекрасный воспроизводящий материал. Плохо, что у нее так ладно получается с насекомыми. Придется следить за ней повнимательнее до завершения нашего нового фильма. Что бы ни случилось, мы не можем посылать Фэнси во Внешний мир, пока не убедимся в ее абсолютной надежности. Возможно, следует возлагать на нее большую ответственность во внутренних делах при съемках фильма. Может быть, она разделит мое видение фильма, и это излечит ее от неуравновешенности. Фильм так нужен нам. Начало нового этапа! С ним и последующими фильмами мы подготовим мир к нашему ответу на проблему выживания человека. Я знаю, что Фэнси разделяет эту еретическую веру. Она верит, что насекомые переживут нас. Даже Праматерь этого боялась, но ее ответ в моей обработке следует развивать. Мы должны как можно больше походить на тех, кому собираемся подражать».

— Это вас шокирует? — спросил Хельстром.

У него были светлые волосы, среднее телосложение, на вид ему нельзя было дать более тридцати лет. Таким и было его описание, имеющееся в Агентстве. Чувство внутреннего достоинства, целеустремленность, лучащаяся из его голубых глаз, когда он цепко рассматривал то, что его заинтересовало. В нем ощущался заряд внутренней энергии.

Хельстром стоял в лаборатории напротив пленника, привязанного к пластиковому стулу. Эта лаборатория представляла собой смесь полированного металла, блестящих стен, стекла и инструментов, освещенных молочным светом, который исходил от плоскости потолка.

Депо уже пришел в сознание. Он не знал, сколько прошло времени, но голова до сих пор плыла в тумане. Хельстром стоял перед ним с двумя обнаженными женщинами по бокам, видимо, охранниками. Депо понимал, что слишком много внимания обращает на женщин-амазонок, но ничего не мог с собой поделать.

— Вижу, что шокирует, — заметил Хельстром.

— Ну, допустим, — признался Депо. — Я не привык видеть вокруг себя так много обнаженной женской плоти.

— Женской плоти, — повторил Хельстром и щелкнул языком.

— Их что, совершенно не трогает, как мы о них говорим? — поинтересовался Депо.

— Они не понимают нас, — ответил Хельстром. — А если бы даже и понимали, то не поняли бы это ваше отношение. Типичное для чужака, но мне оно всегда казалось странным.

Депо осторожно попытался проверить крепость веревок, которыми был привязан к стулу. Он очнулся с головной болью, и она не проходила. Над глазами пульсировала боль, и он не имел ни малейшего понятия, сколько прошло времени с тех нор, как его захватили. Депо вспомнил, как начал говорить с тремя молодыми женщинами, которых освещал его фонарик, затем умолк, когда осознал, что его окружило множество таких же фигур. Сумбурные мысли и неразборчивые воспоминания проносились в его сознании. Господи, как же трещит голова! Он вспомнил свои глупые и жалкие слова, вызванные страхом и потрясением:

— Я оставил здесь свой велосипед.