Улей 2

Адам останавливает словесный поток одним лишь взглядом.

– Нет никаких «я и она», – произносит это и злится еще сильнее. – Просто ее нельзя трогать. Что тут непонятного?

Макс заторможенно моргает.

– Я понял, – рассеянно произносит он. – Наверное.

– Тогда свали нахр*н, Мексиканец.

– Ок. Пойду, забью косячок… Нахр*н…

У Титова не получается оставаться трезвым.

Наливает себе новую стопку водки и залпом выпивает. С мрачным видом слизывает ее с губ. Смотрит на Еву и предвкушает тот момент, когда они останутся с ней наедине. Момент, когда она будет принадлежать лишь ему одному.

Он так и не решился ее отрезать. Нет, он пошел другим путем.

Входит в жилище Марии Иосифовны без стука.

– Мне нужно что-нибудь против Исаева, – упирая руки в узкие бедра, останавливается прямо перед женщиной.

Она невозмутимо поправляет отрез цветастой ткани под лапкой швейной машинки и только после этого встречается с непризнанным внуком взглядом.

– Решил принять войну, значит, – не спрашивает, констатирует.

Титов сжимает челюсти, играя желваками, и нетерпеливо повторяет свою просьбу.

– Что-нибудь отличительное и важное о Павле Исаеве. Если не можешь помочь, говори прямо.

Бледно-голубая радужка на фоне желтых белков старухи выглядит сегодня совершенно бесцветной. И когда ее взгляд задерживается на Адаме, он невольно задается вопросом: были ли глаза его отца такими же бледными и холодными?

– Мне бы следовало тебя остановить. Но я вижу, что все мои слова будут бесполезными…

– Именно поэтому мы обойдемся без твоей вынужденной заботы и притворных сантиментов. Если пожелаешь, я куплю у тебя нужную мне информацию. Ты же занималась этим раньше?

Мария Иосифовна поднимается и упирается кулаками в стол.

– Плоская черная книга или, может быть, какая-то бизнес-папка…  Что-то черное и гладкое. С белым стикером в левом нижнем углу. Печатная надпись «ААА-03». Внутри – цифры, таблицы, имена людей… Исаев эту книгу прячет и маниакально оберегает.

– Ты можешь сказать, где он ее прячет?

– В своем домашнем сейфе. Но, будь осторожен, Адам, эта информация не только Исаева способна уничтожить. Эта черная папка – ящик Пандоры для всего города.

Титов пошел и взял этот «ящик». Прямо из дома Исаева.

Информация, что там находится – это не черным по белому обвинительный приговор. Чтобы самостоятельно расшифровать полученный материал, потребуется какое-то время. И Адам полон решимости сделать это, во что бы то ни стало. Сегодня он не стал отменять договоренность провести вечер с компанией. Но завтра ему ничего не помешает заняться «грязными делишками» Исаева.

Наконец, глубоко за полночь, когда в квартире Титова стихают музыка и посторонние голоса, разворачивается стремительная кульминация этого длинного декабрьского дня. Ева подходит к Адаму вплотную, и он, опуская ладони ей на талию, настороженно хмурится и вопросительно приподнимает одну бровь.

– Адам, – ее голос звучит мягко и протяжно.

Она снова это делает – смакует его имя.

– Как я смотрю, ты сегодня в ударе? Что-то случилось? Дома? – старается не выдать волнение ни вербально, ни визуально.

 Конечно, Исаевой не нравятся его вопросы. Ее взгляд темнеет, а голос становится на несколько тонов ниже.

– Сегодня я в поисках крови. And… I am very hungry[1].

Титов с опаской прищуривается. Он сам готов ее сожрать.

– Ты хочешь моей крови, Ева?

– Очень, Адам.

«Очень…» – эти звуки из ее губ срывают ему башню. Но это так приятно и заманчиво, что он повторяет, в надежде, что она сделает то же самое.

– Очень?

– Очень-очень.

– Ммм… – закусывает свою губу, впиваясь взглядом в ее рот.