Потом вошел Колин, на неделю приехавший из Англии навестить родственников. Мейри улыбнулась ему и подумала, что даже длинный камзол и бант под подбородком не могли скрыть того, что он родился и вырос в горах Шотландии.
И лишь потом, как всегда, очень неспешно, вошли те двое, из-за которых у Мейри всю беременность глаза были на мокром месте. Затуманенным взором она смотрела на мощные ноги своего мужа, на большой плед, прихваченный на пояснице ремнем, на двухлетнего малыша, который вертелся и подскакивал на плечах у Коннора, чтобы его быстрее спустили на пол.
Коннор улыбнулся, заметив ее слезы. Он уже понял, что жена очень расчувствовалась. Этому олуху нравилось, что Мейри в таком положении не может совладать со своими эмоциями. Коннор до сих пор иногда поддразнивал ее, но Мейри подозревала, что ему просто нравится с ней спорить.
Поставив сына на пол, Коннор смотрел, как тот побежал к матери.
— Мама, я буду помогать папе строить для тебя дом! Он сказал, я смогу!
Мейри отложила иголку и посадила своего старшего сына на колени.
— Правда? И где этот дом будет?
Мальчик вопросительно взглянул на отца. Коннор прикрыл дверь и подошел к жене.
— Я подумал, под склоном Блейвен будет отлично.
Здесь? В Кэмлохлине? Где он впервые сказал, что любит ее?
И все-таки она разревелась. Ну что тут поделаешь, черт возьми!