— Она. Девочка. Доченька.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, родной. Просто знаю.
— Но ты можешь даже не доносить её. В итоге, ни дочери, ни тебя. И что я тогда буду делать? Как жить, Кристина?
— Доношу. Я её доношу и рожу.
— Да откуда ты это всё знаешь? Я разговаривал с врачами. Они однозначно запретили тебе рожать!
— Знаю. Я это знаю точно так же как и то, что родиться девочка.
— Ну хорошо, даже если ты и родишь, но дочь и сыновья останутся без матери. Про себя я вообще молчу.
— Зато у неё будут рядом два человека, которые будут её любить и заботиться о ней. Отец и дедушка. А ещё у неё будут два старших брата. Разве этого мало? Поверь Стёпа, это очень много! У меня этого не было. — Я смотрел на неё и отказывался понимать. Она погладила меня по щеке. — Понимаешь, есть время разбрасывать камни и есть время собирать их. Я в своей жизни сделала много плохого. Очень много плохого и отвратительного. А эта девочка, которая сейчас во мне, моё искупление. Понимаешь?
— Не понимаю. И не могу понять. А разве сыновья, не твоё искупление?
Она покачала головой.
— Нет, Стёпа. Близнецы только отсрочили, то, что должно было случиться. Сыновья спасли меня. Я ведь должна была погибнуть, там в той катастрофе. Болезнь — это было наказание, а теперь искупление. Она, — Кристина положила на живот ладошку, — моё искупление.
— Кристина, что ты говоришь?
— Стёпа, дай мне свою ладонь. — Она взяла меня за запястье. Расстегнула халат и приложила мою руку к своему животу. Стояла и закрыв глаза улыбалась. — Она тебя чувствует. — Потом взглянула на меня. — Неужели ты готов убить своё дитя, родной мой?
— Так нечестно, Кристина. Не честно говорить мне такое.
— Нет, Стёпа. Я называю вещи своими именами. Ты хочешь, чтобы мне сделали аборт? Чтобы выскребали из меня мою девочку? Лучше я сама умру, но никому не позволю этого сделать. Это мой выбор, Степан. И тебе придётся принять его.
Я обнял её, прижав голову жены к своей груди. Чувствовал, что по моим щекам побежали слёзы. Я не умею плакать уже давно. Ещё с детства. Это просто…
Через двадцать минут подъехал доктор.
— Здравствуйте, Кристина Александровна. Здравствуйте, Степан Олегович.
— Добрый день, Вениамин Евгеньевич.
— Так, Кристина Александровна. Что у нас случилось? Почему тошнота? Что кушали?
— Всё нормально. Пока ещё ничего не кушала и кушать не собираюсь.
Доктор посмотрел заинтересованно.
— Тогда с чего Вас тошнит?
— А с чего может тошнить беременную женщину? Как Вы думаете Вениамин Евгеньевич?
Я молчал. Наблюдая за их полемикой. Доктор сначала завис, потом вытаращил на Кристину глаза.
— Позвольте, Кристина Александровна! Как это беременна?
— Вениамин Евгеньевич, ну как может быть замужняя женщина, интенсивно исполняющие свои обязанности с мужем, не быть беременной? Вы сами поняли, что спросили у меня?
— Простите, Кристина Александровна, но Вы понимаете, что я обязан поставить в известность Вашего отца?
— Понимаю. Ставьте.
— Кристина, подожди. — Я смотрел на неё. — Не надо, что бы твоего отца об этом ставил в известность доктор. Тебе не пятнадцать лет. Не обижай Александра Осиповича. Скажи ему сама. Он, как твой отец имеет на это право.
Кристина смотрела в мои глаза, а я в её. Она кивнула.
— Да, дорогой, ты как всегда прав. Мне нужно это сказать отцу. Вы два моих самых дорогих человека.
Кристя взяла свой мобильник, приложила к уху.
— Пап, здравствуй… Пап, я хочу тебе сказать одну очень важную вещь… Ты только сильно не волнуйся. Прошу тебя… Нет со Стёпой у нас всё хорошо. Он рядом со мной… Пап, ты самый лучший, понимаешь? Я тебя так люблю… Пап, я рожу тебе внучку… Да, да… Ты ничего не перепутал… Да я беременна… Будет девочка… Папа, я всё уже решила. Пожалуйста, я тебя прошу… Это моё решение…
Она отключилась. Посмотрела на меня.
— Стёп, папа сейчас примчится. Я тебя прошу, поговори с ним. Я всё равно не изменю своего решения. Я буду мою девочку вынашивать и рожать, чего бы мне этого не стоило.
— Я понял это, Кристина. Я поговорю с отцом.
— Спасибо, мой дорогой человек.
Она ушла в нашу комнату на верху. Я спустился вниз. Стал ждать тестя. Попросил у горничных принести виски. Они сами были на взводе. Кристину любили. Она уже давно не была стревой и проявляла заботу о своих людях. Проявляла живое участие если кому-то из них требовалась помощь. Ко мне подошла одна из горничных:
— Степан Олегович, всё так плохо?
— Даже хуже, чем Вы себе представляете. Я не знаю сколько ей осталось. Но Кристя сказала, что дитя выносит.
— Мы будем молится за неё.
— Спасибо большое. Это малое, что я вам могу сказать.
Ещё через полчаса примчался тесть.
— Я не понял? Что значит она мне родит внучку?! — Тесть заскочил в дом, даже не поздоровавшись со мной.
— А так, батя. Она и меня в известность только сейчас поставила.
— Подожди. Но как? Она в клинике не была?!
— В вашей. А что кроме вашей других нет?
— Упрямая девчонка. Где она?
— Она не изменит своего решения, батя. Сказала, что лучше сама умрёт, чем позволит что-то сделать с ребёнком.
— Я хочу её видеть.
— Она в нашей комнате, наверху.