Всё те же переводы греческих и славянских авторов. К ним со второй половины XV века добавляются переводы западноевропейских текстов. Все это бережно переписывается за толстыми стенами монастырей. В целом, с XIII по первую половину XV включительно, репертуар малорусской литературы не выходит за рамки тех заимствованных византийско-славянских текстов, которые остались в наследство от дотатарской эпохи как Западной, так и Восточной Руси. Кстати тогда же, из Болгарии к нам пришло такое христианское течение как исихазм, произведения идеологов которого оказали весьма существенное влияние как на русскую литературу и философию того времени вообще, так и на форму литературного изложения в частности.
Естественно были и тексты русских авторов типа «Слово о погыбели Рускыя земли и о смерти великого князя Ярослава», которое было предисловием к такому галицкому произведению как «Повъсти о житіи и о храбрости благовърного и великаго князя Александра Невського» или «Правила Кирила митрополита руського, съшедшихся єпископ: Далмата ноугородьского, Игнатья ростовьского, Феогноста переяславьского, Симеона полотьскаго, на поставлениє єпископа Серапиона володимирскаго» митрополита Кирилла II из Галицко-волынского княжества и др. Но, во-первых, они в силу своей немногочисленности и временной разбросанности не могли создать некий особый, оригинальный литературный стиль, а во-вторых, эти тексты были, опять таки написаны на древнерусском, но уж никак не на «украинском», и речь в них шла о русской земле, но никак не «украинской».
«Слово о погыбели Рускыя земли…»:
«О свътло свътлая и украшена земля Руськая! И многыми красотами удивлена єси: озеры многыми, удивлена єсы ръками и кладязьми мъсточестьными, горами крутыми, холмы высокыми, дубравомы частыми, польми дивными, звърьми различными, птицами бещислеными, домы церковьными и князьми грозными, бояры честными, вельможами многами — всего єси испольнена земля Руськая, о правовърьная въра хрестияньская!». [72]
«Правила Кирила митрополита руського…»:
«Не расъя ли ны Бог по лицю всея земля? Не взяти ли быша гради наши? Не падоша ли сильний наши князи острієм меча? Не поведени ли быша въ плън чада наша? Не запустъша ли святыя Божия церкви? Не томими ли єсмы на всяк день от безбожьных и нечистых поган?». [73]
Д.Р.: Ваши оппоненты утверждают, что подобные тексты чуть ли не идентичны современному украинскому языку. Что вы на это скажите?
А.В.: Я уже начинаю немного уставать от языковой тематики. Вроде как «разжевываю» ее до предела, а эта славная публика все равно не слышит меня. Понятно, что ее глухота это не физический дефект. Тут, конечно же, проблемы с мозгом, пораженным пропагандой. Увы…
Когда я общаюсь со «свидомыми» или оранжоидами, то невольно вспоминаю слова Пантелеймона Кулиша, который прожив несколько лет в Галиции, с отчаянием возопил в 1882 году на страницах своей книги «Крашанка»: «O ribaldi flagitiosi! Я приехал в вашу подгорную Украину оттого, что на днепровской Украйне не дают свободно проговорить человеческаго слова; а тут мне пришлось толковать с телятами. Надеялся, что констатируя факты способом широкой исторической критики, я увижу вокруг себя аудиторию получше. С вами же, кажется, и сам Бог ничего не сделает, такие уж вам забиты гвозди в голову». (Смеется)
«Що тепер діється в Галичині»? – вопрошал он в своём письме у одного из общественных деятелей Галиции. – «Чи ще таки видають Правду? (яка вона в біса Правда? Се кривда здорового розуму і смаку). А Просвіта? Оте ще мені «недоріка, убога каліка»! Що вона робить»? [74]
Кулиш то думал, что уедет во Львов от царских сатрапов и вместе с прогрессивной галицийской общественностью совершит украинский культуростроительный прорыв, а тут вдруг вся эта общественность оказалась абсолютно неадекватной и крайне ограниченной, зацикленной на нескольких примитивных политических идеях пришедших из Европы. Его разочарование и раздражение было столь велико, что в своей личной переписке он называет «українських націоналістів» не иначе как «недолюдками» и «недоумками». [75]