Уклоны мистера Пукса-младшего

Это, однако, было только прелюдией к дальнейшим подвигам в течение суток, грозивших, как потом говорила миссис Пукс, опрокинуть Англию.

Непосредственно под впечатлением семейной бури, Джемс отправился в «Лигу ненависти». Вот люди, которые его поймут. О, конечно, они больше не его единомышленники — он видел слишком много правды, чтобы ненавидеть. Но это — представители класса. Это — лучшие из класса. Умнейшие, активнейшие и молодые. О, они его поймут.

Но лучшие его не поняли.

— Галло, Джемс!

— Старина!

— Призрак!

— Виски, Джемс?

— Он вырос, ребята, честное слово, вырос!

«Школьники, — мелькнуло в мозгу Джемса. — Обыкновенные мальчишки».

Джемс попробовал, было, быть серьезным:

— Джентльмены! Выслушайте меня спокойно, немного тише, да слушайте же, черти! Джентльмены, я был в стране большевиков.

Сонный голос сына лорда Бруммсхильда прервал его:

— Ты их ловко околпачил, Джемс.

Боже мой, эти молодые ослы думали, что он вернулся таким же, каким уехал!

— Джентльмены, я обязан заявить вам, что я вынужден покинуть «Лигу». Я…

— Да, да, ты получишь отпуск. Тебе нужно отдохнуть, оправиться. Мы понимаем.

Чорт! Эти ослы даже думают по трафарету. Ага, хорошо же!

— Мальчики. Я видел всю их страну. Мне показывали все. И теперь я твердо знаю: все, что мы узнаем о них тут из газет и речей — гнусная ложь. Мальчики, большевики сильны, как смерть.

Мгновение молчания. Ага, разобрало! Теперь они поняли, в чем дело, наконец!

Мгновение молчания — и дикий хохот.

— Хо-хо, Джемс, ты остался таким же остроумным, как был.

— Ты уморишь нас!

— Хи-хи, сильны, как смерть!

Они считают его слова шуткой. Чорт!

Джемс выбежал из комнаты. Пробегая «женскую комнату», он наткнулся на Бесси.

— Джемс, вы мне нужны.

— Ну?

— Джемс, вы говорили правду относительно этой… Анички… там… в суде?

Эту задело все-таки. И то только потому, что ее женская ложная гордость не может допустить кощунственной мысли о том, что ее поклонник перебежал в другой лагерь.

— Бесси, поймите меня… Я видел жизнь… Тут дело не в любви… Понимаете, я увидел, что большевики сильнее нас… что их победа во всем мире — это верное дело, Бесси, абсолютно верное дело. Все наши усилия напрасны… И, Бесси, теперь в Англии, тут, в «Лиге» мне в тысячу раз яснее видно, что все порядочные люди должны быть с ними…

— Вы с ума сошли, Джемс! Что за ерунду вы рассказываете?

Ну, конечно же! Шаблон. Это ей непонятно и все. Но…

— Как вы можете быть с ними, когда они, — Бесси понизила голос до трагического шопота, — людоеды, Джемс! Да, да, они едят людей.

— Бесси, миленькая, это ложь.

— Нет, Джемс, газеты не лгут.

— Но я сам же был там. Я видел все у них. Они…

— Джемс, неужели вы не могли ошибиться?

Против воли у Джемса вырвалось:

— Дуреха!

— Ну, теперь, мистер Пукс, мне все ясно. Вы, действительно, сошли с ума.

И эта тоже. Как бык, разъяренный красным, Джемс выскочил в бильярдную.

— Ага, а мы давно уже ищем тебя. Ты оскорбил мисс Смозерс, и мы имеем от нее поручение вызвать тебя.

— Ду-эль? С этой девчонкой?

— Ты сошел с ума, Джемс. Где это видано — ругать противника!

— Мальчики, я не принимаю вызова. Я готов биться с сотней негров, прослыть трусом, но только не драться на дуэли. Это варварство.

Третий сын лорда Боллиброка великолепно пожал плечами:

— Нет, дорогой мой. Это не варварство. Это сумасшествие.

И когда, наконец, взбешенный их тупоумием, он собрал все-таки два десятка членов «Лиги» и сказал им всю правду, они, вместо того, чтобы честно принять словесный бой и доказать ему, что он неправ, надавали ему кучу медицинских советов и адресов светил по нервным болезням. Значит, и они его считали сумасшедшим.

Голова ныла и горела и клочок пространства между клубом и домом не мог освежить мозг. Лондонский туман разъедал душевную рану и, казалось, дразнил воспоминаниями о солнечной, голубой Одессе.

Дома отец ждал его.

— Джемс, тут звонила ваша приятельница, Мэри Клевлэнд, и просила вас прийти завтра на митинг.

Пауза.

— Я надеюсь, вы не пойдете, мой мальчик. Вы пришли ведь уже в себя?..

Джемс упрямо сжал губы.

Нет, он не пришел в себя. Он никогда не придет в себя. Здесь никто его не понимает. Шутка ли сказать, он, представитель хорошей фамилии, сочувствует большевикам, и никто, ну понимаете, ни один человек не пытается разубедить его, а все уговаривают его, что он — сумасшедший. Нет, чорт возьми, он будет бороться, чтобы доказать, что все они сошли с ума, а он — трезв, и спокоен, и мудр, и чорт его знает что еще!

Отец грустно опускает голову:

— Идите спать, Джемс. Я боюсь, что вы, действительно, сошли с ума.

И, ложась уже в постель, надевая привычную пижаму[70], после не менее привычной ванны и холодного какао, по совету врача, Джемс на мгновение остановился посреди комнаты:

— А что, если он, действительно, сошел с ума?

Эта мысль показалась ему настолько ужасной, что он прогнал ее, но она упорно не уходила и всю ночь терзала его и без того измученную душу.

Всю ночь Джемса мучили кошмары: капитан, обняв сержанта, пожирал живьем Бесси Уэнрайт, а судья кричал голосом Анички: «десять фунтов штрафу!»